Тиберий Гракх

Аппий Клавдий чуть не расхохотался в лицо толстенькому сенатору, который хотел казаться очень важным и грозным, а на самом деле был смешон.

– А мы члены комиссии по переделу общественных земель, – ответил он ему в тон. – Исполняя свой долг, мы приехали сюда, чтобы установить, не попала ли по ошибке в твои угодья общественная земля.

Старик явно насмехался над выскочкой. В маленьких глазах Рупилия сверкнул злой огонек.

Аппий Клавдий развернул пергаменный свиток с планом угодий и показал пальцем:

– Вот это принадлежит тебе. Остальное – общественная земля. Не так ли?

Рупилий побледнел и растерянно улыбнулся.

– Ты шутишь, эта земля моя. Я ее получил в приданое за моей женой. У меня есть документ, и соседи могут засвидетельствовать!

– Твой тесть обманул тебя, – сказал Тиберий. – Он не имел права отдавать эту землю в приданое.

– Но он сам получил ее по завещанию от своего отца!

– Аграрная комиссия не может считать общественную землю частной на том основании, что твои родственники обращались с ней как с собственной, – раздраженно возразил Тиберий. – Мы избраны народом и пришли сюда восстановить справедливость. Согласно закону мы оставим тебе тысячу югеров. Остальная земля будет роздана малоземельным. И говорить больше не о чем. Ксен! Приступай к работе.

Ксен и Авл занялись обмером земли. Аппий Клавдий свернул план и пошел осматривать поля. Рупилий долго стоял растерянный. Наконец он нерешительно шагнул к Тиберию и протянул ему открытую ладонь. На ней блестело золотое кольцо с крупным драгоценным камнем.

– Это и еще девять тысяч денариев – твои, если укажешь, что у меня не более тысяч югеров земли, – быстро проговорил он.

Лицо Тиберия передернулось.

– Я дал бы тебе пощечину, если бы не было противно к тебе прикасаться. Ты просто глуп, раз не понимаешь, какие побуждения заставляют меня добиваться передела земли.

Рупилий отдернул руку с кольцом и сжал ладонь в кулак. Его маленькие глаза налились кровью.

– Меня не интересуют твои побуждения, – зашипел он, – они не стоят битой посуды. Но моей земли вам не получить. Берегись, трибун!

Повернувшись, он пошел к коню, вскочил в седло и поскакал к вилле.

Вечером, когда угодья Рупилия были обмерены, Авл разжег костер, чтобы отогнать налетевшую с реки мошкару. Ксен растянулся в палатке и спал. Ночью ему предстояло дежурить.

В косых лучах вечернего солнца светились особенным зеленым светом верхушки придорожных ильмов. С реки полз туман.

На дороге мелькнул темный силуэт всадника.

– Это Рупилий, – сказал Авл. – Скачет в Рим.

– Пусть себе скачет, – равнодушно промолвил Аппий Клавдий.

– У Назики еще один друг. У нас еще один враг, – сказал Тиберий.

Какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось у него в груди.

Происки

С наступлением зимних дождей комиссия отложила свою работу. Январские календы Тиберий встретил в Риме.

Поздравить его с Новым годом пришло много незнакомых людей. Это были плебеи из различных частей Италии.

– Мы знаем о происках твоих недругов, – сказал пожилой колон из Кампании, – и просим тебя, Тиберий, друг плебеев: остерегайся коварства богачей!

Старик был прав. Враги действовали. Они стали распространять тревожные слухи. На Форуме клиенты Назики рассказывали: в окрестностях Капуи с неба падают огненные камни на участки плебеев, выделенные из излишков общественного поля; в Веях у крестьянина, наделенного землей, родился теленок о девяти ногах. Из Самниума прибыл в Рим человек; в нем признали Серапиона, вольноотпущенника Рупилия; он сообщил, что молния разбила межевые столбы, расставленные аграрной комиссией.

Богачи, встречаясь друг с другом, злобно шептали: «Сами боги против нечестивых!»

В ночь на февральские ноны в дом Тиберия прибежал взволнованный брат Авла.

– Умирает! – кричал он. – Умирает!..

– Что такое? – спросил Тиберий, еще не очнувшийся от сна. – Кто умирает?

– Авл… Вчера вечером он поел рыбу. Ее приготовил повар-сириец, нанятый на один день… У Авла начались корчи…

– А повара допросили?

– Он исчез в тот же вечер.

– Идем! – решительно сказал Тиберий и выбежал из спальни, оставив испуганную Клавдию и Марка.

Домик Меммия был на другом конце города, у Виминальских ворот. Пока Тиберий и его спутник дошли до места, поминутно останавливаемые городской стражей, уже рассвело. У дома Авла теснились плебеи в черных и коричневых тогах. У входной двери Тиберий увидел ветки кипариса – вестника смерти.

– Умер! – прошептал Тиберий. – Отравили…

Авла хоронили в то же день. У дома народного трибуна собралась огромная толпа.

Смертное ложе, задрапированное черной материей, несли Тиберий и братья покойного. Авл Меммий лежал в своей будничной тоге. Лицо его, обезображенное пятнами, было скрыто маской. Горели факелы, хотя солнце светило не по-зимнему ярко. Наемные плакальщицы пели погребальные песни и раздирали свои лица ногтями.

Придя домой, Тиберий бросился к Марку, смотревшему на отца расширенными от удивления глазками, и, обняв его, покрыл лицо мальчика поцелуями. Потом, схватив его за руку, повел к двери.