Читаем Тяжелые дни полностью

            По польскому вопросу возникло предположение о частичном проведении автономии по мере очищения польских областей от неприятеля. На указание с нашей стороны, что снятие ограничений в отношении польского землевладения равносильно заведомой опасности полонизации Западного края, последовали ответы уклончивые: конечно, придется действовать не сразу, а в известной постепенности, в зависимости от условий, и т. д.; надо сделать жест, приступив к пересмотру ограничительных узаконений, кото­рый, может быть, и останется пока без реальных результатов; любопытно, что даже Милюков не настаивал на этом вопросе и выражался с большою дипломатическою осторожностью, т. е. попросту говоря — ни два, ни полтора. За то Милюков настоятельно высказывался о желательности уравнять поль­ских землевладельцев в правах на ссуды из Дворянского Земельного Банка.

            В еврейском вопросе тоже не заметно особой решительности в смы­сле немедленного равноправия. Наши опасения погромов в сельских местностях не опровергались. Сущность требований — дальнейшие шаги по пути смягчения режима для евреев, но не сразу, а постепенно.

            Для Финляндии требу­ется благожелательное управление, существу которого генерал Зейн призна­ется совершенно несоответствующим. Еще больше вызывает возражений Боровитинов, директор генерал-губернаторской канцелярии, который, по словам некоторых из собеседников, очень плох и бестактен; его вызывающий тон раздражает финляндцев и порождает неудовольствия даже в Швеции. Его увольнение особенно неотложно. Что касается закона 17 Июля, то на отмене его не настаивали; только Милюков встал на точку зрения {120} социал-демократической фракции, которою выработан по этому поводу законопроект в порядке думской инициативы. Вопрос об арестованных галичанах отпал ввиду уже принятых правительством мер. Относительно печати пожелания можно формулировать в том смысле, что немедленные облегчения должны быть даны малорусской печати, но не украйнофильской или, другими словами, местным газетам на местном языке, по не политическим органам сепаратистического направления, поддерживаемого австрийцами. По рабо­чему вопросу главным образом выступал Дмитрюков. Непримиримых различия с общими основаниями, намеченными Советом Министров в прошлом заседании, но заметно и соглашение, по-видимому, может быть достигнуто. Перечень законопроектов не вызвал особых разговоров Насколько можно было уловить из туманных намеков, все дело сводится к тому, что правительство должно взять на себя обязательство проводить в Государственном Совете одобренные Государственною Думою законы в возможно более неприкосновенном виде.

            Резюмируя наше общее впечатление от вчерашней беседы, можно было бы сказать так: блок силен, пока он объединен; нынешний его состав искусственный и едва ли прочный; лежащее в его основе соглашение является не принципиальным, а вызвано соображениями сегодняшнего дня; словом — организация временная; программа основана на компромиссах; можно предвидеть, что в дальнейшем требования будут более широкими и иного характера».

С. Д. Сазонов:

            «А какое, по Вашему мнению, впечатление вынесли думцы из этой беседы? Как Вы думаете, пойдут они на хотя бы временное соглашение с правительством».

П. А. Харитонов:

            «Отношение их к нам было в высшей степени корректное и сдержанное. Доверия к нам, как официальным лицам, не чувствовалось или во всяком случае видимо не проявлялось. Несомненно, однако, что ушли они до некоторой степени удовлетворенными общим настроением беседы, без сознания непримиримо­сти противоречий и с впечатлением, что правительство во многом может пойти навстречу пожеланиям блока».

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «Любопытно от­метить, что во время беседы правительству ставилась в укор келейность действий. Мы прощаем политических, чистим администрацию, проводим различные улучшения, но все это проходит незаметно для огромного большинства страны. Словом, наши действия не производят политического эффекта».

С. Д. Сазонов:

            «Значит, беседа имела полезное значение для осведомления обеих сторон и у представителей блока нет чувства безнадежности в отношении правительства. Можно думать, что после этого думцы разойдутся менее озлобленными и возбужденными. Это все-таки большой шаг вперед».

П. А. Харитонов:

            «Боюсь утверждать в такой категорической форме. Но, несомненно, встреча прошла не без пользы и из нее можно кое-что извлечь для будущего».

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «Я тоже думаю, что теперь можно надеяться, что роспуск пройдет более гладко».

И. Л. Горемыкин:

            «Разойдется ли Ду­ма тихо или со скандалом — безразлично. Рабочие беспорядки разовьются по­мимо, если вожаки готовы к действиям. Но я уверен, что все обойдется благополучно и что страхи преувеличенны».

С. Д. Сазонов:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии