Тяжелые дни

            «Самым решительным образом возражаю против этого слова. Я всегда чувствовал, а в теперешнее время особенно остро чувствую и бремя, {36} и горе ответственности члена правительства. Но без вины виноватым я не желаю быть, не желаю в этом расписываться и класть голову на плаху перед всею Россиею. В самом деле, какое впечатление произведет на общест­венное мнение, если мы сразу назначим комиссию следственную. Станут гово­рить (и логически будут правы) — правительство целый год спало, ничего не делало, ничем не интересовалось и вдруг пришла Дума-спасительница, прикрикнула и это самое правительство спешит проявить рвение вплоть до признания заведомой преступности своих органов. Несомненно, надо всяче­ски стараться поддерживать добрые отношения с законодательными учреждениями, но и такому стремлению есть предел. Мы не имеем права неосторожным словом клеймить целые ведомства и окончательно подрывать без того всячески расшатываемый авторитет правительственных учреждений».

И. Л. Горемыкин:

            «Я вполне присоединяюсь к мнению Александра Васильевича. Надо сначала выяснить, существуют ли основания говорить о чьей либо ви­новности. Если они окажутся, тогда можно будет ходатайствовать перед Государем Императором о направлении дела в уголовном порядке».

С. В. Рухлов:

            «Я тоже безусловно согласен с точкою зрения Александра Васильевича. Все это дело вообще чрезмерно раздувается. Одни хотят использо­вать его для отвлечения от себя ответственности за военные неудачи, а другие стремятся подвести лишнюю мину под существующей строй и положить себе лишнюю ступеньку к портфелю в будущем кабинете, облеченном общественным доверием, как это входит ныне в моду говорить. Нам не­чего играть на руку этим проискам и интригам. Достаточно и того, что правительство учреждает комиссию для расследования. О следствии и суде еще рано заботиться».

А. А. Поливанов:

            «Да, ведь, мы в прошлом заседании так и решили создать верховную комиссию для расследования. Я и произнес в Думе именно это слово, а о следствии мною упомянуто не было. Недовольство же нескольких депутатов не может служить основанием для пересмотра ранее состоявшегося и в принципе одобренного Его Величеством постановления Совета Министров. По существу же Александр Васильевич совершенно прав. Хотя мое дело сторона и меня благодарные соотечествен­ники и испуганные военноначальники пока еще не обвиняют в пособничеств неприятелю, но я должен сказать, что нельзя выставлять на позорище людей и целые учреждения без твердой уверенности в наличии для того основательных поводов».

ЗАСЕДАНИЕ 4 АВГУСТА 1915 ГОДА.

            Впервые со времен графа Витте в официальной части заседания присут­ствовало лицо «свободной профессии», с правительственною службою не свя­занное. Это был Александр Иванович Гучков, приглашенный в заседание по настоянию генерала Поливанова для участия в рассмотрении проекта положения о военно-промышленном комитете. Все чувствовали себя как то неловко, натянуто. У Гучкова был такой вид, будто он попал в стан разбойников и находится под давлением угрозы злых козней. Верно, он напоминал застенчивого человека, явившегося в незнакомое общество с предрешенным намерением рассердиться при первом поводе и тем проя­вить свою самостоятельность. На делаемые по статьям проекта замечания Гучков отвечал с не вызываемою существом возражений резкостью и требовал либо одобрения положения о комитете полностью, либо отказа в санкции этого учреждения, подчеркивая, что положение это выработано представителями общественных организаций, желающих бескорыстно послужить делу снабжения армии. В конце концов обсуждение было скомкано и все как бы спешили отделаться от не особенно приятного свидания.

{37}     Секретная часть заседания, по установившемуся обыкновению, открылась сообщением Военного Министра о положении на театре войны. По прежнему ничего отрадного, бодрящего. Сплошная картина разгрома и растерянности.

            «Уповаю — сказал А. А. Поливанов — на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси».

П. А. Харитонов:

            «А на Кавказе шествие вперед не прекра­щается. Чхеидзе впадает чуть ли не в истерику и грозит непоправимыми несчастиями. При мне он кричал в Думе во время перерыва, что кавказ­скою армией командует не Верховный Главнокомандующий и не Наместник, а графиня Воронцова-Дашкова, опутанная армянскими сетями. В самом деле, куда мы там, с позволения сказать, прем».

 

А. А. Поливанов:

            «Известно куда — к созданию великой Армении. Я вчера имел случай говорить с Его Величеством о кавказском движении и возможных печальных его последствиях, причем отметил, что собирание Земли Армянской составляет, по-видимому, основное стремление графа Воронцова-Дашкова. На этих словах Государь Император, ласково улыбнувшись, соизволил поправить меня — не  г p а ф а,   а   графин и».

А. В. Кривошеин: