Следующим в этом «Клубе интересных людей» выступал знаменитый гимнаст Гончаров.
Беседовал с ним Плужник.
Плужник совсем-совсем не походил на Шиняева. Взгляд у него был решительный, движения властные. Гончаров сидел рядом, сложив руки на коленях и потупя глаза. Видно, Плужник перед выступлением чем-то его сильно напугал. Здесь все шло гладко, как по нотам.
Скажите, — спрашивал Плужник, — вы, кажется, пятого июня уезжаете на соревнования в Цюрих?
— Да, — отвечал Гончаров, — я пятого июня уезжаю на соревнования в Цюрих.
— Это будут личные соревнования? — спрашивал Плужник.
— Да, — отвечал Гончаров, — это будут личные соревнования.
— И там, вероятно, будут разыгрываться бронзовые, серебряные и золотые медали чемпионов Европы?
— Да, — отвечал Гончаров, — там, вероятно, будут разыгрываться бронзовые, серебряные и золотые медали чемпионов Европы.
— Тот ведущий был слишком плохой, — сказал Сергей Иванович, — не знал, что спрашивать. А этот, наоборот, слишком хороший. Даже чересчур. Не только знает, что спрашивать, но и заранее знает, что ему ответят.
Последним выступал повар ресторана «Метрополь» Цыпленков. Он был маленький, но лицо у него было важное.
Беседу вел Баш.
— Ну, как дела, Николай Сергеевич? — спросил Баш.
— Да спасибо, все хорошо, — улыбаясь, сказал Цыпленков и в подтверждение своих слов развалился в кресле.
— Хочу я вас спросить, Николай Сергеевич, — не спеша начал Баш. Цыпленков сидел в кресле, улыбаясь, и, казалось, говорил: «Ну что ж, спрашивайте, спрашивайте, что там у вас».
— Вот мне приходилось слышать, — продолжал Баш, — что некоторые называют кулинарию, приготовление там обедов, ужинов, искусством. Я, извините, этого не понимаю. Вскипятил воду, бросил мясо, посолил и ешь! При чем здесь искусство, не понимаю. Ерунда, по-моему.
— Ах, что он вытворяет! — зашептал Сергей Иванович. — Да. Разозлить человека, завести, как говорится, это он умеет! Молодец!
Цыпленков больше не сидел развалясь, теперь он сидел в кресле прямо и смотрел на Баша, вытаращив глаза. Потом он еще раз глянул на Баша как на сумасшедшего и вдруг начал говорить торопливо, как молитву:
Один килограмм мяса, один стакан нарезанного репчатого лука, один зубчик чеснока, два ломтика свиного сала. Сто граммов грибов. Мясо нарезать на куски и натереть солью и перцем. Положить на мясо слой репчатого лука. Положить второй слой мяса, на него слой грибов. И наконец — третий слой мяса покрыть ломтиками сала, поставить в духовку и печь все это минут сорок — сорок пять!
— И есть? — закричал Баш.
И есть, — ответил Цыпленков. — А вы говорите, не искусство. Для ума книги, для глаз — картины, для ушей музыка, для языка — вкусная еда — вот четыре основных вида искусства!
Он достал еще одну бумажку и стал читать ее, как призыв:
— Возьмите яичную скорлупу, из которой предварительно, из дырки, проколотой иголкой, вами же выпито яйцо! Залейте туда крепкий мясной бульон с желатином. Поставьте на холод. Когда заливное застынет, разбейте и уберите скорлупу и украсьте заливное листочком зелени. По-вашему, это некрасиво? Или невкусно? Вы сознательно грабите себя, если пренебрегаете этой стороной жизни!
Он рассказал еще много вкусного. Баш бил себя по колену, глаза его горели.
— И есть?! — спрашивал он после каждого раза.
— И есть! — гордо отвечал ему повар Цыпленков.
Передача кончилась, и мы погасили экран.
Многое можно рассказать о работе ведущего, — заговорил Сергей Иванович, — но для начала я тебе назову три вещи, которые совершенно недопустимы на экране. Это:
Если тебе неинтересно, — тогда уж лучше не надо.
А то однажды приехал Плужник на завод. Подходит с микрофоном к одному старому рабочему.
— Ну, — спрашивает бодрым голосом, — сколько лет уже работаете на этом заводе?
А сам явно думает о другом — ответа даже и не слушает.
А рабочим веселый попался. Не захотел пешкой быть.
— Я, — отвечает, — работаю на этом заводе уже двести шестьдесят пять лет.
А Плужник не слышит.
— Ну что ж, — говорит Плужник, — стаж приличный!
— Да, — отвечает тот, — стаж ничего себе!
— Скажите, — спрашивает Плужник, опять думая о чем-то совсем другом, — скажите, у вас, наверно, есть сыновья?
— Да, — отвечает тот, — у меня девяносто шесть сыновей.
— И все они, конечно, работают на этом заводе? — спрашивает Плужник.
— Конечно. — отвечает тот, — где же еще?
— Спасибо, — говорит Плужник и ушел.
Так ничего и не заметил.
Но самый неприятный случай произошел перед Новым годом. Показывают Плужника на улице, с микрофоном. И он говорит:
— Сейчас, перед Новым годом, все мы полны надежд и планов. Давайте поговорим об этом с кем-нибудь из прохожих. Например, вот с этим.
И подходит к одному человеку на остановке.
— Скажите, — спрашивает, — чем знаменателен для вас прошедший год и чего вы хотите добиться в предстоящем?
И вдруг этот «случайный» прохожий поворачивается к камере и говорит:
— В прошедшем году наша артель перевыполнила план по всем показателям. В предстоящем году мы наметили...