The show must go on

Серж брезговал многоразовым и общественным. Он хотел касаться публики самою своей сутью, чтобы спектакль становился настоящим, безумным, яростным незащищенным сексом.

Первый раз, когда это произошло, потряс его до глубины души. Он не знал, что бредовое

увлечение и собравшаяся компания так и не повзрослевших чудаковатых друзей могут дать ему

такое. Все они были вполне сложившимися неудачниками, так и не нашедшими себя в привычном

круговороте социальности, не желавшими строить дома и сажать деревья. Дети у некоторых

были, иной раз даже любимые, но это мало что меняло. Идея создать любительский театр

пришла, когда шестеро старых друзей, надолго разбросанных жизнью по разным городам и даже

странам, собрались однажды вместе.

В саду на окраине, под тяжелым, свинцовым питерским небом. Ганди, Гришке, свезло тогда

каким-то образом привезти из Индии ганжи. Они курили и смеялись, как обычно для таких встреч

ностальгировали и делились разочарованиями, которыми щедро одарила каждого взрослая

жизнь.

Потом поехали в бар, а на следующий день было так плохо, что голова, казалось, расколется от

любого звука громче шепота, с которым падают капли дождя на поверхность Невы.

Серж сидел тогда на набережной, прямо на холодных камнях, смотрел на расходящиеся по воде

круги. Ему всегда казалось, что дождь, падающий в реку – тоже что-то вроде секса, слияния неба с

землей через воду.

Любительский театр «Соль». Сначала у него не было названия, едва ли не полгода. Как-то они

надышались порошка, написали первую свою, взорвавшую зал пьесу, и название появилось само

собой. Конечно, журналистам они с важным и таинственным видом рассказывали, что оно

отражает желание передать квинтэссенцию смысла, но на деле сленговое наименование

мефедрона пришлось им впору, так, как надо.

То самое ощущение правильности, которое сначала тоже было смутным, трудно уловимым, но со

временем, с числом репетиций, оттачивалось все больше. Правильность базировалась на

интуиции, и только на ней. Иногда было правильным подать девушке руку на сцене, а иногда –

упасть у ее ног и хохотать, царапая лицо. Каждая роль, которую брал Серж, оживала только когда

он нащупывал ее правильность.

Глаза слезились от холодного ветра. Он поморгал, прикурил новую сигарету, провожая взглядом

вышедшего из подъезда соседа, поднявшего воротник и нахохлившегося, словно воробей. Или

пингвин - походкой он слегка напоминал Ганди, сбросив вес, друг так и не отвык ходить слегка

вперевалку.

Не все они остались, из шестерых сейчас играли четверо, составившие костяк театра «Соль».

Позже прибились и новые люди, теперь в составе двенадцать – с ума сойти! – актеров, а еще

костюмер (днем – дизайнер полиграфии, увлекавшаяся стилистикой), режиссер-постановщик

(студент) и несколько невнятных, вечно пьяных, но очень творческих людей, которые время от

времени из глубины своего опьянения подавали идеи настолько гениальные, что дух захватывало.

Сначала «Соль» играл только для своих, арендуя в лучшем случае актовые залы школ, и

рассевшиеся на передних рядах знакомые-коллеги-родственники с лицами стойких мучеников за

веру внимали монологам со сцен. На третьем разе Сержу это надоело, и он плюнул на роль, устроив чистую импровизацию, которую пришлось подхватывать другим. Вышло неожиданно

удачно, публика оживилась, и прикованное к сцене внимание бальзамом пролилось на души

самопровозглашенных актеров.

На последовавшей после этого пьянке Серж подрался с Шаманом и Ежом, приятелями школьных

лет. Те требовали от него признать, что он по уши увяз в актерском честолюбии, и, по выражению

Шамана, «больше не сможет кончить без аплодисментов».

Грандиозная вышла драка. Никак иначе, чем кулаком в зубы, Серж на тот момент не мог ответить

на насмешки друзей, все-таки хорошо его знавших.

Когда он выходил на сцену – чувствовал себя живым. Более живым, чем когда-либо, более

настоящим, - его персонаж за краткое время спектакля проживал больше и глубже, чем только

могло мечтаться в скучных серых днях между выступлениями.

Он заражал своей страстью и всех остальных. Этот огонь мог так и сгинуть в школьных актовых

залах, но их зрители делились впечатлениями и звали друзей. О театре «Соль» заговорили. Их

стали приглашать на настоящие сцены. На первой такой «Соль» устроил скандал, превратив

заявленный спектакль в фрик-шоу.

Публика была в восторге. Появились журналисты, привлеченные запахом свежей крови.

Каждая новая премьера «Соли» привлекала все больше внимания. Сейчас они выступали по два-

три раза в неделю. Это даже деньги стало приносить, с ума сойти. Серж много шутил на этот счет, так жестко, как только умел, - чтобы никто другой уже не смог задеть нечто робко трепещущее

внутри, обнаженное, лишенное сантиметров непробиваемой железной брони.

Он старался никому не говорить о том, как важны ему эти спектакли. И репетиции. И бурные, переходящие то в драки, то в пьянки, а то и в оргии, коллективные обсуждения «что будем ставить

в следующий раз». Как бьется и рвется внутри, как дарит то неповторимое, незабываемое