Десять лет спустя, в 1092 г., двор вновь счел полезным использовать Минамото против монахов. По поручению правительства Минамото Ёситика, второй сын Ёсииэ, конфисковал поместье в провинции Мино, недавно основанное Энрякудзи. Он вполне справедливо считал, что он всего лишь поступает в соответствии с законом, запрещавшим храмам торговать землей. Монахи тем не менее настаивали на своем и послали большое войско в Киото. Столкнувшись с силами Минамото, они нехотя отступили. Несмотря на все бунтарство монахов, императорская фамилия продолжала одаривать монастыри землями, золотом и серебром. Возможно, двор надеялся завоевать их расположение подобной демонстрацией религиозного рвения, но это на них не действовало. Всякий раз, когда двор пытался вмешаться в дела духовенства, поднимался страшный шум, и ярость монахов выплескивалась на улицы города. И двор, и клан Фудзивара, хотя и обладали достаточной силой, чтобы разоружить монастыри, были слишком ревностными буддистами и не решались поступить с монахами так, как те заслуживали. Несмотря на присутствие в столице самураев, монахи все больше и больше наглели. В 1146 г. молодой самурай по имени Тайра Киёмори в первый раз вступил в конфликт с монахами. Киёмори был талантливым молодым человеком неясного происхождения. Официально его отцом считался Тайра Тадамори, великий усмиритель пиратов, которому в награду за его заслуги была дарована любимая наложница императора. Девять месяцев спустя она родила сына, того самого Киёмори, так что молодой Киёмори мог в какой-то мере претендовать на принадлежность к императорскому роду. В день праздника Гион в 1146 г. один из приближенных Киёмори затеял ссору с монахом из святилища Гион. Поклявшись отомстить за нанесенное его роду оскорбление, Киёмори с отрядом самураев напал на монахов-воинов Гион, которые в тот момент несли микоси. Киёмори с полным пренебрежением к религиозным предрассудкам пустил в микоси стрелу. Стрела ударила в висевший перед ковчегом гонг, повсюду разнеся весть о неслыханном святотатстве. Разгневанные нападением на микоси, монахи Энрякудзи послали в Киото 7 000 монахов-воинов, которые, выкрикивая всевозможные проклятия, потребовали немедленной высылки Киёмори из столицы. Некоторые члены клана Фудзивара, завидовавшие растущему влиянию Киёмори и подобных ему самураев, уговаривали императора подписать указ об изгнании, однако двор, безопасность которого теперь целиком зависела от самураев, оправдал Киёмори, приговорив его лишь к уплате небольшого штрафа.
В течение тех двух веков, о которых мы говорили, монахи Энрякудзи не менее семидесяти раз являлись во всеоружии к императору с различными требованиями, не говоря уже о столкновениях между храмами и внутри них. Таким образом храмы, которые способствовали провалу земельной реформы и росту частных земельных владений, заставили двор опираться на силу самураев как в столице, так и в отдаленных провинциях. Мало того, именно монахи способствовали наступлению в Японии эпохи владычества военных кланов, ибо благодаря их вторжениям как Тайра, так и Минамото смогли разглядеть, что император-то голый! Одно из самых известных высказываний о монахах принадлежит отрекшемуся императору Сиракава, который, выглянув из дворца во время одной из их демонстраций, с грустью заметил:
«— Хоть я и правитель Японии, есть три вещи, над которыми я не властен: водопады на реке Камо, падение игральных костей и монахи горы».
Теперь призвание самураев для разрешения внутренних проблем двора вместо обеспечения внешней защиты от монахов, мятежников и эмиси стало лишь вопросом времени. Такой случай представился в 1156 г., во время «смуты Хогэн», названной так по имени года той эры, когда она имела место. Предпосылки этой смуты имеют сложную историю. Вкратце их можно изложить следующим образом.