В понедельник, продолжая мысленный спор с Моджеевским, Юлька подхватила Андрюшку и уехала с ним в больницу – надо было пройти обследование перед садом. А во вторник оттаранить справки заведующей, чтобы Царевич мог начинать посещать ясли. Таким образом она исполнила первый пункт собственного плана по отваживанию Богдана: перекроила то расписание, которое было известно ему. Потому как в первый рабочий день недели Юлька должна была быть в магазине. И если сегодня он туда сунется, то найдет там Машку.
Удовлетворенно улыбаясь самой себе в зеркало заднего вида, Малич мысленно потирала руки, воображая, как Моджеевский свалит из «Vintage Lady Shop» не солоно хлебавши. Раз – ступенька. Два – ступенька. Вниз с крыльца по лестнице. И на лице – недовольство, на которое она бы с удовольствием посмотрела, если бы не необходимость не попадаться ему на глаза.
А к вечеру, часов в шесть, как и обещал, вернулся Ярославцев, забросил в квартиру чемодан и сбежал на работу, поясняя ей на ходу, что надо проверить как там – и потом сразу домой, но для Юльки это уже не имело значения.
«Что там эта твоя? Согласилась?» - спросила она тогда, совершенно не помня, ради кого он уезжал.
«Естественно! Завтра высылаем Жанне договор, будем подписывать!» - самодовольно объявил ее муж. Подмигнул ей и снова исчез за дверью.
Точно. Жанна.
Его уход дал ей выдохнуть, и она опять устроилась за ноутбуком и раскрыла сайт Бодиного колледжа. Где он учился – она знала. Большого труда найти нужную ссылку во всемирной паутине – не составило. Среди всех вкладок и веток отыскать страницу, посвященную спортивным достижениям студентов – вообще запросто. Ну и наконец перелопатить архив за несколько лет ради двух фотографий. На одной из них – командной – Богдан стоял с клюшкой в числе четверых игроков, одним из которых была девушка. Она приобняла его за талию, а он ее за плечи. Ничего такого, а Юльку как ошпарило. Она ухмыльнулась, но стиснула зубы и продолжила поиски, за что вскоре была вознаграждена.
На втором снимке Богдан был один. Держал под уздцы коня и широко улыбался, глядя в объектив. На нем форма цветов их колледжа – белые бриджи, заправленные в высокие голенища сапог, красная футболка с воротником поло. Головного убора нет, волосы отросшие, развеваются. Кудри, от которых Юля когда-то совершенно дурела.
И надо было признать, что на поцелуй она ответила сама. Потому что захотела – сама. И тут он совершенно ни при чем. Его вина только в том, что в покое не оставляет и каждую секунду заставляет ее сомневаться. В себе, в своей жизни, в своих правилах. Они видятся четвертый раз, а она уже с ним целуется. И если так пойдет и дальше, то добра ждать не приходится, потому что она натворит. Натворит такого, о чем снова, опять будет жалеть! А уж сожалений ей и без того хватает.
Богдан Моджеевский был в их числе – этих сожалений. Она жалела о том, что с ним у нее так и не случилось, и вместе с тем понимала, что случиться уже не может. И об этом жалела тоже. Вот такая философия.
Но этой философии было довольно, чтобы снимок сохранить в отдельную папку на компьютере. И через день ее удалить. Не дай бог Димка найдет, беды не оберешься.
Впрочем, возможна ли с Димкой беда? Какая может быть с Димкой беда? Он в жизни не брал ее вещей – ни ноутбука, ни планшета, ни телефона. А она – не лезла в его, потому что они оба уважали личное пространство друг друга. И никогда не спорили. Господи боже, они вообще никогда и ни о чем не спорили! Ей всегда было проще согласиться с ним, чем выносить его обиды на любое слово против с ее стороны. Он замыкался в себе и мог целыми днями не разговаривать, игнорируя ее присутствие. Однажды после очередной такой размолвки, когда Андрюше исполнился годик, Юлька своего супруга три дня по всей столице искала, а когда он нашелся, то заявил, что жил у друга, а на работе взял отпуск. С тех пор спорить они перестали, и Юлька сделалась покладистой.
А Богдан никогда не обижался.
Она помнила.
Он не обижался. Они могли почти вусмерть орать друг на друга, доказывая с пеной у рта каждый свою правоту, а уже через минуту целоваться до свиста в ушах. И потом снова орать, но так никогда и не перейти черты, после которой отношения могут испортиться. Он не обижался на нее от слова совсем. А ей никогда бы не пришло в голову чувствовать себя задетой его несогласием. Кроме одного-единственного раза. Тогда, когда он оскорбил ее сестру – этого Юлька стерпеть не смогла. Но это и не было спором. Это стало концом их мира – одного на двоих. Вот только вряд ли они подозревали тогда, что их дурацкая ссора окажется окончательной и отрубит одного от другого.
И все-таки сегодня он ее отбивал. Совершенно серьезно и последовательно отбивал. Четыре встречи. И она уже сама целует его.
- А вот это заказ, наверное, тебе... ну или задание, уж не знаю, - отвлекла ее от очередного мысленного витка Машка.
- Какое задание? – не поняла Юлька, рассеянно подняв глаза на подружку, а та протянула ей листок бумаги с записанным на нем номером и именем.