The Мечты. Минор для мажора

- Ну я так и думал, - он медленно двинулся вдоль витрин. У одной задержался и чуть наклонился к стеклу. Потом резко разогнулся и повернулся к Юле. – Не продавай их.

- Кого? – не поняла та.

- Шишки.

Юлька снова застыла. Губы ее чуть заметно вздрогнули, потом растянулись в улыбку.

- С чего вдруг?

- Они тебе идут.

В ее груди ухнуло. Почти что больно. Но сил удержать рот улыбающимся хватило. Пусть, может быть, он и видел ее усилие.

- Спасибо, - негромко ответила она. – Мне они тоже нравятся.

Богдан ничего не сказал. Молча смотрел на нее несколько бесконечных мгновений, прежде чем сдвинуться с места и после еще нескольких шагов остановиться на пороге.

- Хорошего вечера, - проговорил он, обернувшись.

Колокольчики снова весело звякнули, и Моджеевский вышел за дверь. Пока звон не прекратился, Юлька стояла, не шевелясь. Когда стихли, повернула голову к сыну. И только тогда поняла, что не дышит. Все это время, что Богдан смотрел на нее, не дышит.

Не дышал и он. Вышел на воздух. Двинулся к машине. Осознавая, что не может, физически не способен сесть в нее и куда-то там ехать. Глаза цеплялись за вывески, за фонари, за номера автомобилей. Какой из этих – ее? При желании узнать не трудно. Внутри будет автокресло. Лизу возят, он видел. Наверное, и Андрея... Интересно, они различаются, эти кресла, в зависимости от возраста?

Мысль была оригинальная, и главное – своевременная.

Моджеевский тряхнул головой и вместо того, чтобы идти к своей машине, двинулся совсем в другом направлении. К морю. Все еще надеясь хоть там захватить достаточно воздуха, чтобы перестать задыхаться.

Грудная клетка поднималась и опадала сообразно положенному количеству вдохов в минуту, наполняемость легких тоже соответствовала норме. Так какого ж черта он не может надышаться?

Там, на набережной, Богдан поймал себя уже щелкающим зажигалкой – в пальцах была сигарета. Он давно бросил курить, но сигарета и зажигалка нередко валялись где-то поблизости, чтобы помнить, что в случае чего – можно воспользоваться. Зимой – в пальто. Летом – могла оказаться в брюках. Чаще всего – в бардачке машины. Но сейчас – в пальцах.

Проиграет. Спор с Реджепом, затянувшийся на годы, он проиграет. И даже если смухлевать и не признаться, Танька увидит третьим глазом и победу присудит своему муженьку.

Ну и наплевать, они даже уже не вспомнят, на что спорили.

От проигрыша его спас телефонный звонок.

Звонила Алина.

С единственным желанием – угодить. Ему угодить. Так почему бы и не приехать? Не воспользоваться случаем, что она наконец-то освободилась от своих очень срочных дел и готова. Она всегда готова. Та еще пионерка.

Пионерка встречала его на пороге своей квартиры в высотке – в черном кружевном пеньюаре и, как обещала, в чулках. Новострой находился недалеко от телецентра. Это давало ей возможность приехать домой раньше Богдана. И с форой в пять минут успеть раздеться, натянуть обещанные ему чулки с подвязками, стереть с губ помаду и налить два бокала вина. Когда доливала во второй, чтобы сравнять их по количеству напитка, раздался звонок в домофон.

Алина впустила его в подъезд, раскрыла входную дверь в квартиру, соблазнительно выставила вперед ножку. Да так и осталась ждать, пока он поднимется на лифте к ней.

Увидев ее, Богдан хмыкнул. Вот тебе, Моджеевский, твое яблочко на блюдечке с голубой каемочкой. Ешь, на сколько аппетита хватит. Он быстро прошел в квартиру, притянул Алину за талию к себе и выдохнул ей в губы:

- Ждешь?

- А я тебя, Моджеевский, всегда жду, - мурлыкнула Алина, пробежала пальцами по его затылку, ероша волосы, прижалась крепче. Там. Внизу. Где шелк ее белья касался брюк. И ни минуты не отрывала больших блестящих... потемневших глаз от его лица так, что было видно: ждала. И ждёт.

- Хорошая девочка, - хрипло проговорил Богдан. Прохладная ткань скользнула в его руках, и пальцы коснулись оголенного берда Алины.

По ее телу прошла легкая, но ощутимая дрожь. И она, хватанув ртом воздух, томно сказала:

- Хорошая девочка хочет поиграть!

С этими словами ухватила его за лацкан пальто и быстро скинула с плеч на пол. Маленьким розовым язычком прошлась по его горлу, выступающему из воротника рубашки. А потом взялась за галстук и потянула на себя, увлекая в спальню.

Черта с два! Сегодня он в аперитиве не нуждался.

Все, что он ей позволил, увести себя из прихожей. По дороге отбросил пиджак и теперь сам уже тащил ее в комнату. Мутным взглядом осмотрелся и, подхватив Алину под ягодицы, усадил на стол. На мгновение Моджеевский отстранился, расслабил галстук и впился злым поцелуем в ее губы. Ее руки напряженно двигались по его пояснице и животу, вытаскивая рубашку из брюк, мяли ткань на груди, расстегивая пуговицы. Ей нравился его напор. Она любила секс. Она с первой их ночи дала ему это понять. И сейчас, возбужденная им буквально в пару мгновений, заведенная почти до предела, она вскрикивала от его движений и ждала их снова.