Знаю, мой маленький хаос, будешь обижаться и злиться, но так правильно (или я себя утешаю, скажи?). Счастье двоих, наш эгоизм в обмен на десяток жизней других людей. Ведь твоя жизнь, твое слово в суде имеют колоссальный вес. Птичка, у них ведь тоже есть семьи, близкие, любимые. Они хотят жить, а не стать мертвой бабочкой в коллекции больного ублюдка, приколотой к полотну в рамке на стене ради угоды своей мании.
Ты тоже должна жить! Ходить, не оглядываясь, не бояться шорохов по ночам и странных теней, возможно, обратившихся твоей погибелью. Устроиться на новом месте, встретить хорошего парня, завести семью, терапию пройти (и тут даже не возмущайся, так надо). И все у тебя наладится.
Помнишь, как рисовала мою жизнь? С Диснейлендом и пляжем? Позволь нарисовать и тебе небольшую картинку.
Мы еще увидимся. Чувствую. Верю. На суде, когда приедешь дать показания. Да, поймают его, не сомневаюсь, а значит, и встреча наша неизбежна. Ты будешь, как всегда, мила и слегка суетлива. Бегать глазами по сторонам, искать меня, пока я старательно буду сливаться с толпой, все равно не утаившись в итоге. На тебе будет голубое легкое платье, прямо в цвет глаз. Ты стушуешься, завидев меня. Затем решишься, подойдешь и скажешь короткое «Привет», которым душу хлестнет жестким кнутом до самого нутра. «Привет», — отвечу, стоя окаменевшим, борясь с желанием укутать тебя в своих объятиях. Почти решусь, когда к нам присоединится парниша, названный тобой мужем. Бьюсь об заклад, у него будет самое банальное имя, вроде Стив или Джон. Он не поймет, почему на нас обоих нет лица. Нежно приобнимет тебя за талию, и только тогда я пойму, что под просторным платьем намечается небольшой животик. У вас будет ребенок. Значит, у тебя все наладилось, ты живешь, ты готова к переменам и ты счастлива. А значит, счастлив и я.
Пусть это будет маленьким руководством к действию. Планом на чистом листе твоей судьбы. Я принес тебе свет, взрастил уверенность. Они помогут собраться с духом.
Сожги это письмо вместе с мыслями обо мне (уверен, пепел непременно развеешь по ветру с каким-нибудь крепким словцом). Отпусти прошлое. Дай новому наполнить кажущуюся безнадежной действительность.
За меня не беспокойся. Я смогу найти силы в том чувстве, что греет меня, пока я сижу в пустом салоне машины (где до сих пор пахнет твоими духами), решаясь уйти в свою старую жизнь. Остальное, на что сил не хватит, сложится само.
Спасибо, что была моим домом, моим светом, моим смыслом.
Навсегда твой, с необъятной любовью.
Л.
***
Не знаю, сколько времени прошло. Неделя? Или, может быть, две? А может, всего лишь несколько дней. Я перестала считать дни, слившиеся в один большой бесконечный поток.
После того как Люцифер оставил меня, опять решив все за двоих, сначала я впала в невероятный гнев, после сменившийся дичайшей апатией. Перечитала письмо раза четыре, затем, со всей злостью скомкав, кинула его поверх горы вещей, подготовленных к переезду.
Я металась по квартире, разъяренная и нервная. Люцифер не отвечал на мои звонки. Он вычеркнул меня из своей жизни. Вот так легко и просто. Опять все должно быть по его, а меня никто не спросил. Затем мои отборные ругательства сменил отчаянный плач. Я рыдала, забившись в угол, пока слезы не закончились, оставив пустые всхлипы и усталость. Кажется, я заснула прямо там, в углу, на холодном полу. Просто свернулась калачиком, вздрагивая при каждом вдохе, и погрузилась в тягучий, давящий сон.
Пробудившись, я надеялась, что все произошедшее окажется плодом больного воображения, дурным сном. Сейчас Люцифер войдет в комнату, обнимет меня, отругает за то, что я лежу на полу, рискуя простудиться. Поднимет на руки и бережно положит на диван, нежно целуя напоследок. Ничего этого не было. Все такая же давящая тишина и пустота. Что это за такая необъятная любовь, которая позволяет вот так просто бросить того, кого любишь? Даже если это во благо, на твой скромный взгляд. Ложь. Наши чувства стали казаться ложью, выдумкой. Что, если он с самого начала хотел меня бросить в итоге? Всего лишь развлекался, приятно коротая свободное время. Прикрылся благородными мотивами и слинял.
Ненависть сменила необъятная тоска и черное уныние. Невидящим взглядом я смотрела на гору вещей и не верила, отказывалась верить в реальность.
Шериф, боязливый и паникующий, позвал на подмогу Лана. Она помогла мне одеться, собрать необходимое. Правда, я слабо помнила все эти сборы. Только ее мельтешащую фигуру и речь, похожую на пулеметную очередь. Дальше лишь обрывки кадров, перемежающиеся с больными снами, полными искаженных образов.
И вот я в номере неприметной гостиницы на окраине Ист-Лэйк. С собой только пара сумок. Телефон у меня забрали. Ноутбук тоже. Новая личность. Новое имя. Сейчас для персонала гостиницы я неизвестная девушка. Для себя все еще Кейт Уилсон, но с ней вскоре и мне предстоит попрощаться.