The History of Bones: A Memoir: A Memoir

Двадцать третья рядом с Восьмой авеню, где сейчас находится многозальный кинотеатр, раньше была домом для Squat Theatre - венгерской театральной труппы, изгнанной из своей страны за дикие представления, наполненные политическим возмущением и юмором.

Все говорили об этой новой интересной группе. Все они жили наверху, в довольно большом здании на Двадцать третьей улице. Свои театральные постановки они делали на первом этаже, где было огромное окно, выходящее на улицу. Прохожие на улице становились фоном для спектакля.

Мне показалось, что они смелые и интересные, и я поднялся наверх, на кухню, чтобы пообщаться с ними. У них все было очень по-деловому. Петер Халаш, который в некотором смысле казался их лидером, сидел за огромным грязным обеденным столом, разрезая острым ножом сырую луковицу и поедая ее, словно это было яблоко. Он выиграл у меня партию в шахматы.

Через пару дней я вернулся, чтобы спросить, могу ли я воспользоваться их театром на один вечер. Они секунду посовещались, осмотрели меня, а потом согласились. До этого они никому не разрешали использовать свой театр. Было приятно, что меня так обследовали и одобрили.

Я могу взять театр на одну ночь в августе. Я немедленно приступил к работе.

В качестве упражнения я делал растяжку Рокки Колавито с бейсбольной битой. Затем я раскачивал биту вперед-назад в ритме, снова и снова, так быстро, как только мог. Я решил немного растянуться для второй части спектакля, названной "Страх вырывается", в честь бейсболиста Джимми Пирсолла. Он был биполярным бейсболистом, у которого случился нервный срыв, и он вытворял на поле всякие необычные вещи, после чего его поместили на некоторое время в лечебницу.

Я пришел к Рику на Третью улицу с магнитофоном и записал несколько слоев помех на его сломанном телевизоре и разбитом радио. Я увеличивал и уменьшал громкость и создал музыку для Fear Strikes Out - ревущую симфонию жужжания.

Для выступления вместо бейсбольной биты я использовал деревянный карниз, которому придал форму бейсбольной биты, потому что им было легче размахивать - все быстрее и дольше, по мере того как ускорялась статика, и в конце концов он превратился в белый рев, а я танцевал и дико махал руками.

Первая часть называлась "Baby", и в ней я просто тихонько играл на сопрано-саксофоне.

Третьей частью был "Гимн", в котором я играл на альте под звуки бьющегося стекла.

В пять утра я отправился с магнитофоном в заброшенные здания доков в Вест-Сайде. Я вытащил все большие листы стекла из каждого окна и принес их в большую пустую бетонную комнату на втором этаже.

Я включил магнитофон и начал разбивать листы стекла в центре комнаты. Я хотел, чтобы эта часть длилась около пятнадцати минут, и поставил секундомер над магнитофоном. Трудно подсчитать время, которое прошло, пока вы разбиваете гигантские листы стекла в бетонной комнате.

Когда я уже подбирался к концу листов стекла, я увидел секундомер, который показывал, что прошло всего десять минут. Поэтому, когда последнее семифутовое окно было разбито, я бросился к куче битого стекла, подобрал два самых больших осколка и потащил их по кругу по цементному полу, в центр поля битого стекла. Получился адский звук.

Мои руки повсюду кровоточили, когда я гордо направлялся домой среди утренних пробок.

Между вторым и третьим актами я сбежал со сцены, где меня ждала Джули Хэнлон с ножницами и очередью кокаина. Джули побрила мне голову так быстро, как только могла, оставив нечетные ряды неправильно уложенных волос. Не знаю точно, зачем я это сделал, разве что чтобы доказать свою приверженность.

Разбивающееся стекло использовалось в качестве баса и ударных для этой мажорной мелодии, которую я играл на альте. Мне нравилась эта мелодия. Позже она стала песней Lounge Lizards под названием "Party in Your Mouth", которую мы так и не записали.

Кто-то перевел прожектор с меня на зрителей, имитируя предыдущий взмах битой. Эвану, Рику и еще нескольким людям в переполненном зале было велено начать кричать примерно на восьмой минуте в секции с разбивающимися стеклами, что они и сделали. Затем закричала вся аудитория.

У произведения было несколько разных названий, но в итоге оно было названо "Лейкемия" - возможно, не самый лучший выбор. Но это было посвящено моему отцу, у которого была лейкемия, когда я был совсем маленьким, и которая потом волшебным образом исчезла.

На плакатах было написано: "Лейкемия у одного мальчика", указаны адрес и дата.

Несмотря на то, что произведение получилось в какой-то степени юношеским и глупым, оно стало для меня успешным. Все части сработали, это было мощно, и отзывы были фантастическими. Это была первая вещь, которую я сделал перед аудиторией и которая сработала. И это было первое, что я сделал в Нью-Йорке.

Я отпраздновал это с друзьями, а потом вернулся на Третью улицу, где Эрик Митчелл заканчивал ночные съемки своего фильма "Похищенный". Я поднялся наверх, весь взволнованный и возбужденный, а Эрик был крайне недружелюбен.

"Это замечательно, Джон", - сказал он с сарказмом, но меня это почти не взволновало.

Я совершил нечто великое.

 

-