The History of Bones: A Memoir: A Memoir

4. Я пришел из мест обитания Кута и Херна, или Я не убивал Йоги Бхаджана

 

Я все еще хотел повторить тот опыт, который я получил на мотоцикле. Я хотел получать его постоянно. Это было единственное, что имело смысл делать, потому что это было единственное, что придавало жизни смысл.

Я хотела найти свою душу и жить в ней. Все время. Это все, что меня волновало. Я стал монахом своего собственного ордена, аскетом, придумывающим правила на ходу. Я пропустил себя через огонь.

Я спал на полу. Занимался йогой, не курил, не пил, не ел мяса, сахара, телевизора, секса. Я подвергал сомнению все. Мороженое было грехом.

Я пытался совершать невероятные подвиги на выносливость, чтобы бросить себе вызов и заставить себя кристаллизоваться. Я занимался на саксофоне до крови на губах. Я держал стул на расстоянии вытянутой руки как можно дольше - действительно как можно дольше, - вызывая ослепляющую боль. Дважды я постился и молчал по десять дней.

Я читал все, что мог, о религии, мистицизме, оккультизме.

В то время как другие парни в возрасте от двадцати до двадцати лет пили, бегали за девушками или делали карьеру, я жил как отшельник и доводил себя до безумия. Царство этого мира было не только иллюзией, но и пустой тратой времени. Я хотел пройти сквозь завесу.

Во время поста мне приснился сон, который открыл мне смысл математической и геометрической символики креста. Я точно знал, что он означает на самом деле. Но когда я проснулся, его уже не было. Я потерял его.

Я читал где-то о женщине, которая постилась неделю, а потом съела картошку и умерла, но это не имело значения. Я читала, что чеснок очищает кровь. Я взял десять зубчиков чеснока и положил их в блендер с несколькими столовыми ложками воды. Я слушал Колтрейна в больших студийных наушниках и сел пить чесночный сок. Я был ребенком и не представлял, насколько сильным окажется употребление десяти зубчиков чеснока. Я глотнул, и мой мозг переключился. На мгновение я почувствовал вкус Колтрейна и услышал чеснок.

Я выходил из дома, шел налево и поворачивал налево на каждом углу, пока не оказывался перед своим домом. Затем я проходил два квартала, поворачивал налево, еще два квартала, и так до тех пор, пока не оказывался параллельно своему дому. Потом три квартала, потом налево, по все расширяющимся концентрическим кругам.

Я чувствовал себя совершенно неуютно во всех сферах жизни общества. Я не мог купить себе пару брюк. Я был невероятно застенчив. Никаких девушек. Если на меня смотрела официантка, даже если она явно была не ярче коробки из-под обуви, мне приходилось отводить глаза, так как она каким-то образом должна была понять, насколько недостойным я стал. Если я не мог зайти в ресторан и заказать молочный коктейль, не испытывая при этом ужаса, то позвольте мне двигаться дальше.

Моя мать была валлийкой, и после смерти отца она переехала обратно в Уэльс. Мой отец служил в Северном Уэльсе в конце Второй мировой войны. Впервые они встретились на вечеринке, играя в шарады. Они были партнерами. Мой отец привел цитату из стихотворения: "Я родом из мест, где живут куры и грызуны". Он стоял и смотрел на лист бумаги, собираясь с мыслями. Моя мать, не услышав ни одной подсказки, воскликнула: "Я родом из мест, где обитают куры и цапли!" Я не знаю, из какого стихотворения это сказано и что, черт возьми, это значит, но вскоре они поженились, и я обязан своим существованием этой поэтической строчке и какому-то экстрасенсорному событию на вечеринке в Северном Уэльсе в 1945 году.

 

-

И моя мама решила вернуться домой. Она вернулась под видом заботы о моей бабушке, которая на самом деле не хотела и не ценила ее помощь. Бабушка была крепкой, как гвоздь. Было странно наблюдать за тем, как моя мама проходит через эту ситуацию, когда дочь отчаянно пытается получить одобрение матери.

Мне казалось странным, что моя мама просто взяла и уехала из Соединенных Штатов, когда мы с Эваном были так молоды. Конечно, мы притворялись, что уже достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе, что в этом нет ничего особенного, но в семнадцать и восемнадцать лет именно так и надо поступать. Это была просто поза. Но моя мать поняла, что мы блефуем, и приняла близко к сердцу, что она здесь больше не нужна. Она распродала все вещи из дома, включая мою коллекцию бейсбольных карточек, которая сейчас стоила бы 8 миллионов долларов, затем продала сам дом и переехала обратно в Уэльс. Это меня немного напугало. Теперь у нас с Эв не было дома. Нам некуда было бы вернуться, некуда было бы пойти в безопасное место, когда ситуация выйдет из-под контроля.

Я переехала в Бруклин, недалеко от Бостона, и поселилась в многоквартирном доме, в соседнем коридоре с моей сестрой Лиз и Майклом Эйвери. У меня не было мебели. Никакой. Куча тараканов и крошечная ванная комната в другом конце коридора.

Я практиковался, читал, слушал и изучал музыку, занимался йогой и старался не мастурбировать. Я начал находить частички себя в музыке. Крошечные прорывы.