The History of Bones: A Memoir: A Memoir

На следующее утро я проснулся очень рано, около четырех утра, еще до того, как стало светать. Я пошел и поднялся на вершину холма, который находился рядом с домом. Бирюзовая вода Карибского моря. Я чувствовал себя очень хорошо. Запись в банке дала мне что-то. Я чувствовал это и позже, когда заканчивал проект, который что-то значил для меня, но не так.

Как будто что-то добавилось к моей сущности. Моя душа стала весить немного больше.

Я просто сидел и долго смотрел на воду.

На Сен-Барте я провел свой лучший отпуск. Я занимался снорклингом и рыбалкой, хорошо питался, и Сент-Бартс не был таким жутким, каким он кажется сейчас.

У нас был джип. Мы с Казу вставали на заднем сиденье, когда Гленн вел машину. Мы пели во всю мощь своих легких: "Почему французы не могут быть такими, как я? Счастливы, святы и живут свободно". Я уже давно весело раздражаю людей.

Вэл беспокоилась о деньгах, которые я потратил на запись, поэтому она уговорила меня согласиться на работу по написанию музыки для телешоу Аарона Липстадта, название которого я забыл, какая-то ужасная полицейская история, а затем для "Таинственного поезда" Джармуша. Так что когда я вернулся из Сент-Бартса, мне пришлось написать и записать музыку для обоих этих проектов, прежде чем приступить к микшированию Voice of Chunk.

Mystery Train был последней работой, которую я сделал с Джимом. Ему нужны были те же инструменты, что использовались в Sun Sessions Элвиса, - хорошая, ограниченная палитра для работы. Я купил по почте отличную гитару Gibson с полым корпусом. Я очень рассчитывал, что это будет кусок дерьма, но когда она пришла, это была прекрасная гитара с глубоким, горловым звуком, когда вы играли на ней через усилитель.

В группе были только я на лид-гитаре и губной гармошке, Дуги на барабанах, Тони Гарнье на басу и Марк Рибо на ритм-гитаре. Марк был там в основном для того, чтобы помогать держать все в напряжении на случай, если моя игра на гитаре пойдет наперекосяк. Я никогда раньше не играл на гитаре в студии. Не думаю, что я вообще когда-либо играл на гитаре где-либо, кроме как на своем диване. Так что кто знает, что могло пойти не так. Я не знал, как сидеть или стоять, чтобы было удобно играть. Я так привык сползать на диван или играть в своей кровати, что мне казалось странным сидеть и играть.

Микширование Voice of Chunk, как и любая другая запись, о которой я заботился, было кошмаром. Я потратил гораздо больше денег, чем заложенные в бюджете сто тысяч, но в микшерной студии не получал нужного звука.

Смешивание. Я терпеть не могу микширование. Это все равно что вынуть из музыки всю ее чистоту, а потом попытаться запихнуть обратно.

Вы хотите, чтобы музыка обладала дикой энергией черновых записей, но в то же время вы хотите ее доработать. Сделайте тромбон громче в этой части, исправьте фортепиано в этой. Есть долгий период времени, пока инженер делает что-то с машинами, которые я не понимаю. Перед тем как начать микшировать каждую вещь, есть три-четыре часа, пока инженер яростно работает, и мне нечего делать, кроме как делать рисунки на любой бумаге, которая есть в студии. Я слышу материал определенным образом и хочу сохранить его в таком виде, но когда песня играет в следующий раз, это уже не так. И нет никакого реального языка, чтобы объяснить, что должно быть по-другому". "В атаке на трещотке больше нет боинга".

На записи я хочу, чтобы рог звучал так, как он звучит для меня, когда я играю. По какой-то причине это трудно передать. Один инженер сказал мне, что мой череп резонирует, когда я играю, и поэтому он звучит лучше. Но чтобы воспроизвести тот звук, который я хотел получить, нам пришлось добавлять всякие примочки от внешнего оборудования, что кажется мне нечестивым.

Может быть, отчасти это и так, но я точно знаю, что при игре на саксофоне целая серия обертонов теряется. В каждой ноте есть ряд обертонов, которые придают ноте полноту и теплоту. На мой взгляд, это одна из проблем цифровой музыки в целом - эти обертоны часто отсутствуют. В старые времена в центре комнаты стоял всего один микрофон, и я думаю, что, помимо того, что они были прекрасными музыкантами, именно поэтому такие игроки, как Бен Уэбстер, Джонни Ходжес или Лестер Янг, звучат так полно и богато.

По какой-то непонятной мне причине, чтобы восстановить естественное звучание многих инструментов, их приходится пропускать через все эти машины. Один крошечный поворот ручки, который позволил добиться правильного звучания фортепиано, заставил рожки звучать пластмассово. Добавьте немного высоких частот на барабан, и вдруг бас зазвучит так, будто его сыграли на старом синтезаторе.

Сто тысяч на запись были израсходованы. Я не получал нужного звука в микшерной студии и тратил все больше и больше денег, пытаясь его исправить. Тем временем в группе назревали волнения. Я проводил в микшерном зале на Бродвее и Бликер по четырнадцать-шестнадцать часов в день, потратил все свои деньги и чувствовал себя очень неоцененным и одиноким, работая над альбомом.