The Heir

— Они собираются положить тебя на каталку. Я позволю им делать свою работу, но буду рядом с тобой.

Она стонет от боли, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы что-нибудь или кого-нибудь не ударить. Мне больно наблюдать, как ее перекладывают на каталку. Когда мужчины скорой катят ее через вестибюль, люди, затаив дыхание, смотрят на Розу, оставляя узкий проход.

Поездка в машине скорой помощи — полный кошмар, Роза то окунается в беспамятство, то опять приходит в себя. Я держу ее за руку и молюсь, Господи, как я молюсь, чтобы с ней и с ребенком ничего не случилось. Уже много лет я не посещал службы в церкви, поэтому боюсь, что мои молитвы будут не услышаны, но я все равно крепко сжимаю ее руку и продолжаю молиться.

Молиться.

И молиться.

Я закрываю глаза, но перед моим взором появляется ее бледное и испуганное лицо. Я даже не слышу сирены скорой помощи. Перед образом появляется она в лунном свете. Обнаженная, гордая, прекрасная богиня. Не дай ей страдать. Прошу тебя. Не дай ей потерять нашего ребенка.

— Данте, — стонет она.

— Шшш... все будет хорошо.

Я несусь перед каталкой вперед, пока ее везут по длинному коридору в комнату, заполненную врачами и медсестрами. Я хочу пройти с ней, но мне не разрешают.

— Она беременна. Выясните точно все ли с ней хорошо. — Говорю я пожилому мужчине в синем хирургическом халате.

— Ваше Величество, пожалуйста, не волнуйтесь. Уверяю вас, мы сделаем все возможное, чтобы и она и ее ребенок были в порядке. Пожалуйста, присядьте в зале ожидания. Я выйду, как только что-нибудь будет известно.

Я хочу сказать, что не пойду в комнату ожидания. Мне не хочется оставлять ее одну, и я не привык, чтобы мне отдавали приказы, не в Аванти, но разум подсказывает, что это лучшее, что я могу сделать в данный момент.

Я вхожу в зал ожидания. Здесь стоят синие неудобные стулья, телевизор, показывающий какое-то смешное игровое шоу. К счастью, я остался один. На сердце так тяжело, словно положили глыбу. Непроизвольно я начинаю ходить по комнате до тех пор, пока дверь не открывается.

— Принц Нильс.

Я поворачиваюсь, передо мной стоит седовласый доктор.

— Как она?

— У нее небольшое сотрясение мозга, но она скоро поправится. Тем не менее, я собираюсь оставить ее в больнице на пару дней.

— А ребенок?! Что насчет ребенка?

— Будущему королю ничего не угрожает.

Я с надрывом выдыхаю.

— Розе уже сказали?

— Нет, она медленно приходит в себя от обезболивающих и успокоительных, которое мы ей ввели.

— Могу я ее увидеть?

— Да. — Он улыбается. — Было бы, на самом деле, не плохо, если вы будите находиться рядом с ней, когда она проснется.

Я иду за доктором по коридору. Он останавливается перед одной из комнат.

— Я дам вам время для уединения. Если вам понадобиться медсестра, нажмите красную кнопку на пульте со стороны ее кровати. — Я киваю, почти не слушая его.

Открываю дверь. Сердце ускоряет свой ритм, как только я вижу ее лежащей на больничной койке. Она выглядит такой маленькой и беззащитной, почти как ребенок. Не могу поверить, что пару часов назад она голая, такая жизнерадостная, удовлетворенная лежала на моем пиджаке.

Я пододвигаю стул к ее кровати и сажусь. Нежно поглаживаю ее руку. Я переворачиваю ее ладонью вверх, проводя пальцем по мягкой коже запястья. И вдруг на меня накатывает волна страха, воспоминания ее падения, я ловлю себя на мысли, что она могла сломать себе шею, отчего все внутри сжимается, как от сильнейшего удара в живот. Пытаюсь глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и прийти в себя, но ничего не помогает. Я наклоняю голову, начинают катиться слезы по щекам. Даже не могу сдержать тихие рыдания. Я был в шоке. В ступоре. Я испугался, что потерял ее. Потерял нашего ребенка.

— Данте.

Я поднимаю глаза, рыдания сжимают грудь. Она очнулась. Открыла глаза. Она пытается что-то сказать, но должно быть еще до конца не пришла в себя от обезболивающих и седативных препаратов.

— Со... со мной все хорошо, — наконец, удается ей произнести.

— Я знаю. Знаю, — с рыданиями произношу я. Встав, наклоняюсь к ней, прижимаясь щекой к ее щеке. Мой голос звучит низко и ужасно.

— Доктор только что сказал мне, что ты…, — я сжимаю ее руку, — поправишься. С тобой все будет хорошо.

37.

Роза

— Тогда… почему ты плачешь? — спрашиваю я. Затем у меня проносится мысль, отчего я вся вздрагиваю на койке. Боль отдается по всему телу, но я даже не обращаю на нее внимание, слова сами собой, как пулеметная очередь, вылетают наружу: — Наш ребенок?! Наш ребенок, да? Да, Данте? Скажи мне всю правду.

Он берет мое лицо в ладони.

— Да, да, с ребенком тоже все хорошо. Успокойся.

— Точно?

Он улыбается сквозь слезы.

— Клянусь.

Я устало падаю на подушки, и теряю остатки крошечных сил от внезапного всплеска страха.

У меня перехватывает дыхание.

— Тогда почему ты плачешь?

— Слезы счастья, bella. Слезы от счастья, — шепчет он.

Странно, но у меня перед глазами встает лицо с выражением триумфа Кассандры, когда она подставила мне подножку.

— Кассандра... она специально подставила мне подножку.

— Я знаю, что она сделала это специально, — рычит он, в глазах светится ненависть.