The Hard Way

Ричер распахнул внутреннюю дверцу и потянул за цепочку выключателя. Чулан имел три фута в ширину и шесть футов вглубь. Узкое свободное пространство слева, деньги справа. Горы банкнот. Все в банковской упаковке, за исключением одной вскрытой — она была наполовину пуста. Именно ее Лейн разбросал по комнате, а потом собрал. Ричер взял упаковку и положил на кровать. Ковальски оставался за его спиной.

— Умеешь считать? — спросил Ричер.

— Ну ты даешь, — усмехнулся Ковальски.

— Тогда сосчитай, сколько здесь.

Ричер вернулся в чулан, отошел влево и опустился на корточки. Взял несколько запечатанных пачек и взвесил в руке, а потом внимательно осмотрел со всех сторон. На фронтальной стороне под надписью «Центральный банк» более мелким шрифтом было напечатано: «Национальное правительство, Уагадугу, Буркина-Фасо». Ниже Ричер прочитал: «Доллары США 1 000 000». Пластиковая обертка была старой, толстой и покрытой пылью. Ричер облизнул подушечку большого пальца, протер маленький кружок и увидел лицо Бена Франклина. Банкноты по сто долларов. Десять тысяч в одной пачке. Едва ли их содержимое могло усохнуть от жары. Миллион долларов, если только банкиры из национального правительства Буркина-Фасо не сжульничали, в чем Ричер сильно сомневался.

Миллион долларов в удобной упаковке — не такой уж тяжелый груз, его вполне можно унести в сумке.

Всего здесь было десять целых упаковок. И десять пустых.

Прежде здесь находилось двадцать миллионов долларов.

— Пятьдесят пачек, — послышался от кровати голос Ковальски. — По десять тысяч долларов в каждой.

— И сколько это получается? — спросил Ричер.

Молчание.

— Ты что, болел, когда проходили умножение?

— Это много денег.

«Ты все правильно понял, — подумал Ричер. — Это пятьсот тысяч. Полмиллиона. Здесь остается десять с половиной миллионов долларов, и десять с половиной миллионов увезены».

А раньше здесь был двадцать один миллион долларов.

Плата за Буркина-Фасо, капитал Лейна, который он не трогал пять лет. Но три дня назад ситуация изменилась.

Ковальски подошел к двери чулана с пачками денег в руках, которые он аккуратно разложил на две равные стопки, а одну пачку пристроил сверху. Затем он свернул наружную упаковку — получился удобный небольшой пакет в два раза меньше исходного.

— Похоже, ты болел в тот день, когда изучали числа? — осведомился Ричер.

Ковальски не ответил.

— А вот я не прогуливал, я посетил тот урок, — не унимался Ричер.

Молчание.

— Видишь ли, существуют четные числа и нечетные числа. Четные числа можно представить в виде двух столбиков равных размеров. А с нечетными так не получается. Одна пачка остается лишней.

Ковальски молчал.

— Пятьдесят — это четное число, — продолжал Ричер. — А вот сорок девять, к примеру, нечетное.

— И что с того?

— Так что вытащи из кармана десять тысяч, которые ты украл, и отдай мне.

Ковальски стоял неподвижно.

— Сделай выбор, — продолжал Ричер. — Если ты хочешь сохранить эти десять штук, тебе придется победить меня в кулачном бою. Если у тебя получится, ты захочешь взять еще — так ты и поступишь, а потом убежишь. И тогда ты останешься снаружи, а Лейн и его парни начнут трясти деревья и искать тебя. Ты хочешь, чтобы так было?

Ковальски продолжал молчать.

— Ты все равно не сможешь меня побить, — небрежно сказал Ричер.

— Ты думаешь?

— Даже Деми Мур сумела бы надрать тебе задницу.

— Я проходил подготовку.

— И к чему тебя готовили? Плавать? Ты видишь здесь воду?

Ковальски не ответил.

— Первый же удар решит дело, — посулил Ричер. — Так всегда бывает. На кого ты поставишь? На коротышку или на большого парня?

— Ты не хочешь, чтобы я стал твоим врагом, — заявил Ковальски.

— Но и друг такой мне не нужен, — сказал Ричер. — Проклятье, я бы не хотел отправиться с тобой в Африку. Я бы не хотел ползти к наблюдательному пункту, пока ты остаешься у меня за спиной. Я бы не хотел оглянуться и увидеть, как ты уезжаешь в сторону заката.

— Ты не знаешь, как это было.

— Я точно знаю, как все было. Ты оставил двух человек в передовом охранении, в трехстах ярдах от вашей позиции. Ты мерзок.

— Тебя там не было.

— Ты позор для формы, которую когда-то носил.

Ковальски молчал.

— Но тебе хорошо известно, с какой стороны намазан хлеб, — продолжал Ричер. — И ты не хочешь кусать руку, которая тебя кормит. Верно?

Ковальски долго стоял неподвижно, потом бросил на пол аккуратно сложенные деньги, засунул руку в задний карман и вытащил пачку стодолларовых купюр. Они были сложены вдвое. Он бросил пачку на пол рядом с остальными деньгами, и банкноты вновь стали напоминать цветок, раскрывший лепестки. Ричер положил пачку к остальным деньгам и водрузил пакет сверху запечатанных стопок. Погасил свет и закрыл дверь. Электронный замок щелкнул и захлопнулся. Раздался короткий гудок.

— Ну, ничего ведь плохого не произошло? — спросил Ковальски.

— Как скажешь, — ответил Ричер.

Он вернулся с Ковальски в гостиную, потом зашел на кухню и заглянул в офис. Оглядел компьютер. Папки с документами. У него промелькнула какая-то мысль. Несколько секунд Ричер стоял молча.

И тут ему в голову пришла неожиданная идея. Словно за шиворот упал кубик льда.