Провозгласивши свободу религии, торговли и свободу передвижений, русские губернаторы Восточной Пруссии, обосновавшиеся в Кенигсберге, оставили на местах всех прежних чиновников и сохранили все прежнее управление. Рекрутчины не было, не было тяжелых натуральных повинностей, налоги были уменьшены. На Кенигсбергском монетном дворе стали чеканить новую, полновесную монету с изображением императрицы. Болотов говорит в своих «Записках», что «деньги наши стали несравненно лучше ходить, нежели те обманные и дурные, какими прусский король отягчал все свои земли».
Спокойствие в новой русской провинции было полное. Армия никаких насилий над жителями не чинила, и население вело себя лояльно, будучи чуждо всяких «предерзостен». Фермер доносил императрице: «Дисциплина как в городе Кенигсберге, так и в земле поныне со всякою строгостью наблюдается… Дворяне и мещане сами отзываются, что в прусском поиске такая дисциплина не содержится».
Жизнь в Кенигсберге текла по-прежнему, и ярким показателем мирных отношений является бесперебойная работа университета, к которому русские относились очень внимательно. Между прочим, сохранилось «всеподданнейшее прошение» доцента Эммануэля Канта императрице Елизавете, датированное 14 декабря 1758 года. Знаменитый философ всеподданнейше умоляет ее императорское величество всемилостивейше назначить его на место ординарного профессора по кафедре логики и метафизики в Кенигсбергском университете. В заключение философ уверяет, что он «готов умереть в своей глубочайшей преданности» императрице. Под прошением имеется подпись «В. и. в. наивернейший раб Эммануэль Кант».
Первые русские губернаторы Кенигсберга — Фермер и Корш — были немцы, собственно больше заботившиеся об удобствах местного населения, нежели о нуждах русской армии. При них часть чиновничества скрывала действительные доходы жителей с целью уменьшения обложения их в пользу русской казны, и вместе с тем нерегулярное поступление налогов вело к накоплению все новых и новых недоимок.
Третий губернатор Кенигсберга, генерал Суворов, отец А. В. Суворова, заботясь о насущных нуждах русской армии, предложил ввести в Восточной Пруссии рекрутчину и уравнять ее, таким образом, в смысле несения воинской повинности со всеми остальными русскими провинциями. В Петербурге, однако, решили заменить рекрутчину денежными повинностями: с каждых 50 душ должно было поступать 200 рублей в качестве уплаты за одного рекрута. Таким путем казна должна была получить полмиллиона рублей. Прусские земские чины протестовали против этого обложения, но их протест был оставлен без последствий. В дальнейшем, однако, по новому ходатайству земских чинов, обложение за рекрутчину было снижено. С течением времени усиливавшиеся нужды армии заставили требовать новых повинностей с населения при заготовке провианта и фуража и для его транспорта. Дворянство высказывало недовольство этим новшеством, но в общем в провинции Восточной Пруссии продолжало сохраняться полное спокойствие.
Кенигсберг, сделавшись русским городом, стал главной базой по снабжению русских войск, действовавших в Померании и Бранденбурге. Здесь были расположены продовольственные и иные склады, куда поступали поставки из России. Часть же необходимых материалов закупалась на месте, к выгоде местного купечества и дворянства.