Тевтонский крест

Думал Освальд долго. Затянувшееся молчание начинало действовать на нервы. Новгородские дружинники и кочевники позади тихонько переговаривались, сцепив пальцы на рукоятях мечей и сабель. Да и колчаны с лучными футлярами-саадаками не были застегнуты наглухо.

— Говоришь, нашел себе новых союзников, Вацлав? — Добжинец глянул за спину Бурцеву, потом — в глаза. — Говоришь, татарские сабли тоже могут оказаться полезными? Ну, в таком случае… Познакомь нас со своими воинами.

Лихой разбойничий посвист вспугнул тишину леса. У Бурцева аж заложило уши, а лошадка Бурангула ошалело попятилась назад. Странно было осознавать, что свистит это не какой-нибудь главарь головорезов, а благородный пан рыцарь!

На дорогу, более не таясь, выбирались партизаны. Несколько всадников возникли по обочинам. Кони Освальдовой кавалерии — хорошие, рослые, сильные. Не крестьянские клячи, а настоящие боевые рыцарские жеребцы. Видимо, захвачены у тевтонских посланцев.

В густой колючей зелени ельника тоже началось шевеление — мелькнули волчьи шкуры лучников. Вот и сам дядька Адам — исцарапанный хвоей, хмурый и недовольный тем, что столько времени без толку растягивал тугую тетиву, — спустился на землю. А вон помахивает кистенем-мачугой гигант Збыслав, под которым даже огромный рыцарский конь кажется осликом Санчо Пансы.

Глава 71

Партизаны, подтягивавшиеся к Освальду, представляли собой удивительное зрелище. Судя по трофеям, которые многие лесные воины не преминули напялить на себя, в ельнике действительно нашли свою смерть немало тевтонских рыцарей.

Бурцев не смог сдержать усмешки, оглядывая воинство добжиньца. Грязная волчья шкура и чуть смятый стальной шлем-горшок с обрубленным рогом. Простенькая обувь из лоскутов грубовыделанной кожи и дорогая кольчуга двойного плетения, распоротая мощным ударом рогатины. Сучковатая дубина и треснувший треугольный щит с черным крестом на белом фоне. Крестьянский овчинный тулупчик и добротный плащ орденского брата. Засаленный кушак и заткнутый за него рыцарский меч без ножен. Любоваться такими контрастами приходится не каждый день. Впрочем, сам Освальд и его оруженосец Збыслав не стали обвешиваться чужим оружием. Видимо, дело принципа…

Кучка лесных людей наконец собралась возле своего вожака. Бурцев аж присвистнул. И это все?! Десяток лучников да четыре десятка конников на тевтонских лошадях! Всего-то с полсотни человек. Не в этом ли кроется истинная причина сговорчивости Освальда и его готовности заключить союз? Возможно, будь у добжиньца побольше людишек, отдал бы рыцарь приказ к нападению сразу, без всяких переговоров, а так… Так еще большой вопрос, кто победит. Похоже, добжинец вовремя смекнул, что одолеть дружину своего бывшего оруженосца будет посложнее, чем послов Конрада.

«Но ведь как блефовал, мерзавец!» — не без восхищения подумал Бурцев. «Вы все находитесь под прицелом моих лучников», — вспомнились ему грозные слова Освальда. Такому пану не рыцарствовать, а в карты играть. На деньги. На очень большие деньги.

Освальд глядел с самодовольной ухмылкой. Ну конечно, теперь-то добжиньский лис имеет полное право скалить зубы. Что ж… Бурцев улыбнулся в ответ. В конце концов, партизанская полусотня в его дружине лишней не будет. Уж он-то знал, как лихо бьются Освальдовы ватажники.

Былая настороженность тем временем уходила. Руки опускали оружие, мышцы расслаблялись, лица расплывались в улыбках. Польские партизаны и их недавние противники возбужденно гомонили друг с другом. Общение, правда, между разноязыкими воинами велось при помощи малозначимых восклицаний да яростной жестикуляции.

Мечта интернационалиста! И татары с монгольскими нукерами тут, и русичи, и поляки. И литовец Збыслав. И прусак дядька Адам… Худой мир, — он, как говорится, лучше доброй ссоры.

— Значит, мир? — на всякий случай уточнил Бурцев.

— Перемирие, — широко осклабился добжинец. — Бить магистра Конрада — это я завсегда пожалуйста. Ради такого дела и с язычниками союз заключить не грешно. Благо союзы ныне — вещь временная. Да ты не хмурься, Вацлав. Пока не уничтожим тевтонского магистра, союз наш крепок. Даю слово!

— Хорошо, — Бурцев кивнул. Слово благородного пана дорогого стоит, а Освальд не из тех, кто нарушает клятвы.

— И держи вот, в знак дружбы, — расщедрившийся Освальд протянул ему увесистую булаву. — Славная штучка — то ли тевтонскому духовнику, то ли слишком уж набожному брату принадлежала. Проливать кровь — не по-христиански это, понимаешь. Вот и пекутся некоторые крестоносцы о спасении своей бессмертной души — с булавами разъезжают, чтоб, значит, случайно лишний раз не согрешить. А такой дурой и без пролития крови человека на тот свет отправить — раз плюнуть. Бери, бери — авось пригодится.

Бурцев подарок принял. Невольно вспомнив монгольского палача. Вот ведь как получается: тот тоже казнил знатных нукеров без пролития крови — дубиной по хребту.