— Мы уж собрались уходить, а тут дозорщик прискакал. Говорит, со стороны Одры едет большой татарский отряд. Ну как упустить такую удачу! В одну западню шел второй зверь. Хотел я вас просто перестрелять, как куропаток, да тебя увидел. Решил побеседовать сначала. Ты только того — скажи дружку своему, пусть стрелу с тетивы уберет. И остальным оружие лучше попрятать. Вас всех еще с того поворота мои лучники выцеливают. А у них приказ: стрелять по моему сигналу или после первой выпущенной твоими людьми стрелы.
Бурцев обернулся. Опытные бойцы его отряда давно смекнули, в чем дело. Новгородцы и ханские нукеры подались с обнаженными клинками на обочину — ближе к лесу, а под их прикрытием — в центре — уже тянули стрелы из колчанов лучники Бурангула.
Удачное построение. Только в сложившейся ситуации проку от него мало. Русско-монгольская конница в густых зарослях, через которые с таким трудом демонстративно пробивался Освальд, сделать все равно ничего не сможет. А татарские лучники, сколь бы искусными они не были, бессильны против засевшего в засаде врага. Зато когда дядька Адам и его ватага начнут обстреливать с деревьев сгрудившееся внизу воинство, спастись можно будет только бегством.
Впрочем, не о бегстве и не о спасении думал сейчас Бурцев. Куда больше его занимал рассказ добжиньца. Если Освальдовы партизаны в самом деле перебили тевтонов, то какова же тогда участь Аделаиды? И почему добжиньский рыцарь до сих пор не обмолвился о малопольской княжне? Вызнать это нужно во что бы то ни стало.
— Клинки в ножны! — приказал Бурцев. — Убрать стрелы!
Недовольный ропот… Но ослушаться никто не посмел. В конце концов, вновь обнажить оружие — секундное дело!
— Позволено ли мне будет узнать, какую добычу захватил пан Освальд у крестоносцев? — дипломатично поинтересовался Бурцев.
Рыцарь прищурился. Усы добжиньца шевельнулись.
— А ты неглуп, Вацлав. Добыча и впрямь была. Хорошая добыча.
У Бурцева екнуло сердце. Он едва не сорвался, едва не рявкнул в лицо этому самодовольному шляхтичу: «Что ты сделал с Аделаидой, ублюдок?» Но — сдержался. Истерические крики пользы княжне не принесут, а отдать приказ «К бою!» он всегда успеет. Сжав кулаки, Бурцев ждал. И дождался.
— Грамотки нам достались, — после недолгой паузы объявил Освальд. В словах рыцаря прозвучала гордость. — Самим Конрадом Тюрингским писанные. Ведь не абы кого, гонцов тевтонских мы тут порешили — целое посольство. И у каждого свое послание было. Почитай, и ко всем европейским монархам, и к Папе Римскому, и к Христовым орденам. Посланцы намеревались единым отрядом выбраться из Польши в германские земли, потом разделиться и продолжить путь порознь — всяк в свою сторону.
— А как же…
Как же Конрад?! Аделаида как же?!
Вопросы, уже готовые сорваться с языка, Бурцев с трудом запихнул обратно. Не стоит откровенничать с Освальдом под прицелом его невидимых стрелков. Невероятно, но, кажется, добжинец ничего не знает ни о княжне, ни о тевтонском магистре.
К счастью, рыцарь не заметил смятения, охватившего собеседника, и Бурцев поспешил переформулировать недозаданный вопрос:
— А что же в грамотах-то написано?
— Любопытные вещи, Вацлав, крайне любопытные. Пишет Конрад о нашествии нечестивых безбожников. Рассказывает, что разорили язычники всю Малую Польшу с Силезией, а потом смяли под Легницей войско Генриха Благочестивого, и только доблесть крестоносцев германского ордена Святой Марии остановила дальнейшее продвижение богопротивного Измаилового племени.
— Вообще-то крестоносцы покинули поле сражения первыми, — заметил Бурцев.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Освальд. — Магистр также пишет о своих потерях: одиннадцать братьев и полубратьев ордена и пять сотен прочих рыцарей и кнехтов.
— Опять ложь! — нахмурился Бурцев. — На Добром поле полегла большая часть орденских братьев. Моя дружина стояла на пути тевтонской «свиньи», и я имею представление о реальных потерях Конрада.
— Может быть, так оно и есть, — пожал плечами Освальд. — Но ведь и Конрад не глупец. Зачем ему сообщать всему христианскому миру, насколько ослабел орден после поражения в Силезии?
М-да… Конрад не глупец. Отступающий магистр сохранил самообладание и трезвость рассудка. Не поддался панике, не гнал коней без остановки. Где-то притормозил, чтоб грамотки свои написать. И написать складно, обдуманно. Целую кучу грамоток. Вот только зачем?
Глава 70
— Что еще пишет Конрад?
— Призывает европейских правителей к немедленному крестовому походу на Русь. Конрад хочет построить на землях русских княжеств орденские замки, этакое защитное порубежье для всего христианского мира. А потом двинет дальше на Восток, на племя Измайлово.