— А почему нет, Вацлав? Это — главная башня моего родового замка. А более подходящего момента, чем приближающаяся победа, для такой церемонии трудно представить. К тому же на полях сражений она всегда проходит быстрее и проще. Тебе не нужно будет проводить ночь в молитвах, переодеваться в чистое платье, выслушивать проповеди и идти с мечом к алтарю. Сейчас достаточно лишь акколады[51].
— Да я, собственно, не возражаю… — Бурцев опустился на одно колено.
— Во имя Господа, святого Михаила и святого Георгия посвящаю тебя в рыцари, — провозгласил добжинец.
Клинок плашмя ударил по плечу. Ощутимо ударил. То ли не удержался-таки Освальд от мелкой мести за Аделаиду, то ли таков обычай.
— Будь храбр, смел и верен!
Все? Ритуал окончен… Добжиньский рыцарь добавил с тихой грустью:
— Это тебе свадебный подарок, Вацлав. Не идти же, в самом деле, дочери Лешко Белого замуж за простолюдина.
— Замуж?! — Он делал вид, что не понимает, о чем речь. Изо всех сил делал, боясь поверить, боясь отпугнуть собственную удачу.
— А то! Ты глянь, остолоп этакий, как Агделайда на тебя смотрит!
Княжна зарделась, сразу став еще более милой.
— Повезло же тебе, Вацлав, — не без зависти вздохнул добжинец. — Ладно… Вот приведем замок в порядок и сыграем вам такую свадьбу! А коли захотите, оставайтесь у меня и после. Могу тебе, Вацлав, даже лен выделить. Небольшой, но все-таки… Ты ведь теперь вроде как мой вассал. Да не бойся, права первой ночи требовать не стану.
— Че-го?! Дать бы тебе в морду, Освальд Добжиньский, за такие слова. Так, чтоб с Взгужевежи своей кувырком летел.
Два рыцаря — пан Освальд и пан Вацлав расхохотались вместе. Прыснула, не сдержавшись, и княжна. Только Бурангул удивленно смотрел на своих спутников. По-польски татарский сотник понимал плохо. Но лук свой он все-таки опустил. И стрелу с тетивы снял.