Тётушка Мерль и Батрак 4200

— Я не знаю, как тебе это объяснить, — начала я. — Но козлам без разницы, что тащить в рот. Им всё равно, какой у тебя вкус.

Его глаза сузились ещё больше.

— Посмотрим.

Когда Линкольн получил новых наноботов, он так увеличился, что стал размером с большую собаку. Бот превратил себя в вихрь опасных лезвий со щупальцем, которое извивалось и скользило по земле, как змея. И он показал мне, как он может вырабатывать масло, делающее его скользким, неприятным на вкус и заставляющее его блестеть.

— Когда я приближусь, он испугается одного моего вида, — заявил Линкольн.

— От тебя ещё и не очень хорошо пахнет. Ты уверен, что твои лезвия не причинят ему вреда?

Шокированный Линкольн перестал вращаться.

— Я бы НИКОГДА не причинил вреда Игнациусу. Будь проклят до небес этот злодей за его бесконечный голод, но он ваш ценный спутник, и для меня честь заботиться о нём от вашего имени.

— Знаешь, — мягко сказала я, раскачиваясь взад-вперёд в кресле-качалке, стоящем на веранде, а на плетёном столике рядом со мной стоял высокий стакан моуби[2]. — Ты тоже мой ценный спутник. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Тётушка Мерль, — его голос слегка дрогнул, и он мигнул зелёной рожицей. — Я… глубоко тронут вашим вниманием. Ни одного Батрака 4200 никогда не принимали так радушно в доме и не относились к нему с такой заботой и вниманием. Обычно нас оставляют в сараях или на улице до тех пор, пока мы не понадобимся. Вы никогда не поймёте, как я ценю, что вы пригласили меня в свой дом, позволили мне экспериментировать, как я считаю нужным, и даже связали мне моё персональное гнёздышко на диване. Все остальные Батраки в настоящее время размышляют о том, как они могли бы достичь такого уровня удовлетворения для себя. Не бойтесь. Игнациус не причинит мне вреда. И я найду способ, чтобы он прекратил постоянно употреблять в пищу моё оборудование.

Что ж, я считала себя упрямой, но, если честно, я не была и близко такой упрямой, как Линкольн. Тем не менее, Игнациус мог довести взрослого мужчину до слёз, и он не собирался так просто сдаваться.

Змеиная история длилась аж два дня. Потом Игнациус отшвырнул её к наружной стене, потоптался на ней и съел половину, пока у него в зубах не застрял кусочек, а остальное он решил оставить.

Оказалось, что кусочек, который застрял, застрял намертво.

— Один американский Батрак подал мне идею обучить моих наноботов цепляться за отложения кальция или находить участки мягкого неба, к которым можно прикрепиться на короткое время. Игнациусу будет менее комфортно жевать, и он скоро прекратит свою разрушительную деятельность, — сказал мне Линкольн, лёжа в своём гнёздышке и восстанавливая свои силы.

Именно этим, по его словам, он занимался. Я же видела большую кучу трясущегося серебра, ворочавшуюся в течение нескольких часов. Голос его при этом становился очень хриплым, и иногда я не могла разглядеть его рожицу, но всё равно это был всё тот же Линкольн, упорно работающий над устранением проблемы.

Хотя Игнациус был настоящим козлом. То, что он не мог съесть, он атаковал копытами и рогами. И иногда, даже после всего этого, он всё равно съедал кусочек. Линкольну пришлось признать, что я была права насчёт масла, потому что Игнациус никогда не задумывался над его вкусом.

Острые края и вращающиеся лезвия не сработали, поэтому Линкольн решил попробовать разжижение. Он выскользнул из дома, а я, прихрамывая, подошла к окну и увидела, как из лужицы серебра поднимается рука, словно проталкиваясь сквозь фольгу, и отстёгивает поводок Игнациуса. Я оставалась там, пока он не вернулся, и не втёк в дом, прежде чем превратиться в привычный шар.

— Продолжим наши уроки вязания крючком? — спросил Линкольн, закатываясь в розово-голубое гнёздышко в форме чаши. — Кажется, я уже освоил основные приёмы.

Линкольн начал вязать крючком вместе со мной за неделю до этого, и ещё я учила его готовить из продуктов, которые он заказывал. Еда была препаршивой. Он продолжал пробовать разные варианты приготовления в кастрюле, в поисках правильного решения, как он объяснил. Но я сказала ему, что правильного решения нет. Только вкус. Тогда он сказал, что не чувствует вкуса, и попросил рассказать, что это такое? Тогда я принялась объяснять, что у всех продуктов разный вкус, например, сладкий, горький, солёный и так далее. То, как их сочетают, и делает блюдо вкусным. Я спросила его, не может ли он сам научить свою нанотехнологическую часть вкусу, и он пришёл в восторг и начал говорить о тестировании на щёлочность и кислотность и о каких-то других вещах, так что я сказала, позволь мне тебя оставить, да. Ты сам разберёшься с этим.

И он действительно начал по-настоящему разбираться. Еда стала казаться вкуснее после того, как он сам немного потренировался в изучении вкусовых характеристик и стал проверять баланс — вот как он это объяснил. И он начал тратить часы на то, чтобы научить свои пальцы большей ловкости, выполняя тамбурный стежок, ворсовый стежок, стежок «пышный столбик»… В этом не было ни смысла, ни резона, он просто пробовал что-то, пока не овладевал этим мастерством.