Теткины детки

В нем как будто что-то надорвалось. К Татьяне и Леониду почти не ходил. В семейных мероприятиях участия старался не принимать. «Двойной предатель» — так он себя называл. Рассказать — предать Татьяну. А это почти что себя. Не рассказать — предать Леонида. А это то же самое, что себя. В любом случае предательство получалось двойным. Он выбрал второе.

Ляля недоумевала, злилась даже. Решила, что Миша за что-то обиделся на Леонида.

— За что? — спрашивала.

— Да брось ты! — отмахивался Миша. — Все нормально! Работы очень много. Устал. Вот и неохота ехать.

— Ну какая такая у тебя работа! — сердилась Ляля и, хлопнув дверью, уезжала к Татьяне и Леониду.

На Татьяну он не мог смотреть. Боялся себя выдать. Еще боялся, что снова увидит ее такой — некрасивой, жалкой, старой. Думал, она сама заговорит. Если заговорит, значит, ничего не было, показалось. Не заговорила. Он смотрел на нее жалобными глазами. Ждал. Неужели ничего не скажет? Она улыбалась в ответ.

В начале марта позвонили Витенька с Аллой и напросились в гости на 8-е. Ляля удивилась: в последнее время виделись редко, считай, совсем почти не виделись. Но в гости позвала и обещала полный семейный состав из «оставшегося в живых контингента». Витенька на это заявление вздохнул тяжело, немножко посопел и, кажется, даже пустил слезу на том конце трубки. Но Ляля все его ахи и охи быстро пресекла, с Витенькой распрощалась, сказала: «Жду к пяти!» — и повесила трубку.

Восьмого загрузились в «Волгу» Арика. Тетка Мура поместилась на переднем сиденье, Рина, Татьяна и Леонид — на заднем. Ехали молча. Рина глядела в окно, дулась. После неудачной операции с квартирой она тетку Муру почти не замечала, если надо было обратиться, делала это с подчеркнутой холодностью, в дом действительно почти не ходила, с праздниками не поздравляла. Аркашенька, впрочем, был прописан, и конфликт таким образом подлежал ликвидации. Но главным оставалось другое: тетка Мура проявила строптивость, тетка Мура не послушалась Рину, сделала не так, как Рине хотелось. А это не прощалось.

Арик с каменным лицом вел машину. Мокрый снег слепил ветровое стекло. Арик чертыхался, подпуская в чертыханье матерок, а один раз высказался совсем неприлично.

— Аринька! — укоризненно проблеляла тетка Мура.

— Ах, оставьте! — раздраженно бросил Арик.

И тетка Мура оставила.

Татьяна просунула руку в карман к Леониду и слегка поскребла там пальцами, мол, эй, я тут, а ты где, мы вместе? Леонид наклонил голову и потерся своей меховой шапкой о ее. Наконец приехали. Ляля возилась с пирогами. Миша открывал бутылки. В кресле, укутанная в огромный пуховый платок, сидела Марья Семеновна.

— Му-усенька! — сказала тетка Мура и вдруг заплакала.

Марья Семеновна зашевелилась под платком и высунула наружу подбородок. Подбородок был маленький и остренький, почти детский. Под подбородком висели две полоски морщинистой кожи. Татьяна посмотрела на Марью Семеновну и увидела то, что все последние годы заслонял образ другой, прежней Марьи Семеновны — широкой, сильной, властной, громогласной. Той, что заходила без стука в их спальню, курила мужские папиросы, стряхивая пепел в чашку, раскладывала по груди тяжелые черные косы и говорила: «Ты, деточка, тряпочку-то выкручивай, выкручивай, а то вон какое болото развела!» Старушка, сидевшая перед ней в кресле с кукишем из седых волос на затылке, тревожно глядела выцветшими детскими глазками, будто боялась, что ее сейчас обидят, и цеплялась за подлокотник крошечной куриной лапкой. Тетка Мура села рядом на стул и взяла ее лапку в свою. Татьяна почувствовала, как сдавило горло, быстро отвернулась и ушла к Ляле. В узком коридорчике столкнулась с Мишей. Миша вздрогнул и поспешно вжался в стену, будто боялся, что она до него дотронется. Татьяна походя, привычно дотронулась до его плеча, и Миша быстрым, точным жестом смел ее руку, как паутину. Татьяна мимолетно удивилась и пошла дальше.

На кухне Ляля резала пирог с капустой.

— Вот! — сказала она, окидывая взглядом тарелки с синеватой «Докторской» колбасой и селедкой. — Деликатесов не обещаю, но голодать не будете.

Татьяна покопалась в сумке и выудила банку шпрот и коробку конфет «Птичье молоко».

— Боже мой! — сказала Ляля. — Ты ограбила спец-распределитель.

— Почти. У Леньки на работе давали заказ из какого-то энзэ. Считай, что это стратегический запас родины.

— Ну, раз у родины такие запасы, я спокойна за наше будущее. Иди открой!

Татьяна пошла открывать. Витенька с Аллой стояли на пороге, припорошенные снегом, какие-то очень новогодние, нарядные и торжественные. Вошли как обычно — с приседаниями и придыханиями. Алла сделала маленький книксен. Витенька бросился целоваться. Татьяна подставила щеку и отступила. Вертя круглой попкой, Витенька снял с Аллы шубку, выставил вперед огромную коробку с тортом.

— Рыжий прямо с утра бросилась в кулинарию. Как же так, к Ляленьке и без торта! Мы не так часто видимся! Простояла два часа. Вернулась без ног, просто без ног! Да, Рыжий?