Тест Тьюринга

Марина так всплеснула руками, что едва не задела кружку с чаем. Он, наверное, уже остывает там у нее…

– «Не предаем!» Надо же – «Не предаем»! «Не живая!» Ты отправил… Ну, не отправил впрямую, но косвенно отправил свою женщину на аборт. Живую. Убил. И ты не виноват! Не предал!

Я поморщился.

– Да! Так вышло, – сказала за меня Марина, передразнив мою сокрушенную интонацию. – И ты, значит, не предал никого, да? Не предал природу? Не предал себя? Или ты тоже неживой? Не предал любимую женщину?.. А вот нелюбимую женщину, которая, наверное, и сейчас с тобой…

– Со мной. И не говори, что она не любимая. Чем больше я с ней жил, тем больше любил. Просто это другая любовь.

– Привычка! А не «другая любовь»…

– Нет, – жестко отрезал я. – Не привычка. Это по-другому называется – человечность. Ты не знаешь такого слова. Потому что ты самка!

Она замолчала.

– Я предлагал же тебе… тьфу… Инне предлагал жить втроем, но и она, и Лена отказа…

В лице Марины снова что-то неуловимо изменилось, она сделала непроизвольный жест, и я замер, замолк на полуслове.

– Так вот с кем ты сейчас говоришь!..

Действительно. Я оговорился. Я ни на секунду не забывал, с кем говорю, – с Мариной, психологом, – но на мгновение, видимо, из подсознания прорвалось… Прорвалась недосказанность. Я и вправду после нелепой смерти Инны потом много говорил с ней – и мысленно, и во снах. Что-то пытался объяснить. Что-то такое, что сейчас вот пытаюсь опять рассказать Инне-Марине. Оправдаться, что ли?..

– Вот жена твоя, наверное, обрадовалась, что соперница умерла, – задумчиво сказала Инна. И это снова не было речью психолога, но речью женщины.

– Нет. Не обрадовалась. Я ей не сказал. Ни про аборт, ни про смерть. Сказал просто, что мы расстались.

– Забыла спросить, это важно, – Марина поджала губы. – Ты из-за детей с ней не развелся? С женой своей? У вас дети есть?

Я вздохнул. Еще один вопрос на засыпку…

– А что – малые дети в твоих глазах – оправдание для предательства любви?

– Нет… Да! В какой-то степени. Это по крайней мере можно понять. Дети страдать не должны.

– У твоего хахаля были дети?

Слово «хахаль» ей очевидным образом не понравилось. Но она ответила:

– Нет. У него не было.

Я наконец в первый раз отхлебнул из своей остывающей кружки:

– Поэтому ты его и не понимаешь. Действительно, как же можно не оставить какую-то там нелюбимую бабу, ради вот любимой?.. А если он через пяток лет и тебя разлюбит? И также бросит? Как можно, строя семью, на это полагаться, на эмоции, чувства?

– А на что тогда полагаться? Был бы человек хороший?

– Да, представь себе! Человек, с которым ты понимаешь, что проживешь всю жизнь, – надежный, преданный…

– Запомни, – веско сказала Марина, – баба преданная только такая, которая любит.

– Да. Верно. Я потому и говорил, что женщина должна быть любящая. Чтобы женщина любила – это важно. А для мужика главное – слово. Иначе это кобель, который сегодня с одной, а завтра с другой…

– То есть ты хочешь сказать, что мне с ним даже повезло – хороший человек и мужик попался, не бросил, не предал эту свою?.. Да?

– Да, – просто ответил я.

И она вдруг тоже сбросила накал эмоции, словно махнула рукой на весь мир:

– Слабое утешение, Саша… Ты, кстати, не ответил. У вас дети есть?

– Нет. Была дочь. Она умерла от рака. Лейкемия. 5 лет ей было.

– Прости…

После этого «прости» я должен был остановиться. Но я уже не мог:

– Она очень тяжело умирала. Ей было очень больно. Очень. Она даже просила: «Мама, помоги мне умереть». От боли. Ленка рассказывала… Я не слышал этого, слава богу. Все почти время на работе проводил. Было тяжелое время. Надо было на лечение… Хотя сейчас я понимаю, что это самооправдание – деньги. Мне просто не хотелось возвращаться домой.

– Прости…

– С тех пор Ленка здорово поседела. Она просто красится, – объяснил я, на секунду забыв, что Марина, в отличие от Инны, мою жену никогда не видела. – Я потом столько раз во сне ее встречал – дочь свою, говорил с ней… Ее Светой звали. Это мое любимое имя женское. Я всегда хотел дочь, мы много спорили с женой, как назвать ребенка. Ей имя Света очень не нравилось. Говорила: «Это последнее, на что я соглашусь!.». Какая-то у нее одноклассница была Света, с которой у Лены не сложилось, она рассказывала… Но я настоял. Сам игрушки дочери покупал. И Ленка видела, что для меня значит дочь и… Мне казалось: вот она скоро пойдет в школу. Я с ней буду задачи решать, мне хотелось… Потом замуж выдам… Думал, как встречу ее жениха – человека, который у меня дочь захочет отнять. И это ей еще пяти не было! А потом вот это – врачи, больницы… Похороны. Я даже хотел на них не ходить, представляешь? Так не хотел видеть ее мертвой!

Марина слегка сдвинула брови:

– А второй ребенок? Почему второго не родили потом?

Я снова вздохнул и сделал несколько крупных глотков уже остывшего чая: