- Отставить! – отрезал нытьё Николая Муравьёв, и достал бланк протокола. – Вавёркин, начинайте.
Действия Вавёркина отличались от действий Лисичкина и Садальской. «Колобок» раскрыл свой чёрный кейс, вытащил из него ноутбук и установил его на столе, рядом с протоколом Муравьёва. Ноутбук был непростой – наряду с обычным шнуром питания к нему присоединялись некие змеящиеся тонкие проводки с какими-то присосками на концах. Муравьёв с удивлением наблюдал, как гипнотизёр Вавёркин пристраивает эти самые присоски на «зверообразной» голове понурого Светленко.
- А для чего это? – решился спросить Муравьёв, имея в виду присоски.
- Тут необходим научный подход, – пояснил Вавёркин, присоединяя последнюю присоску. – Я буду контролировать изменения биотоков его мозга и постараюсь выяснить, на каком этапе у него начинается эта «мегекость». А потом – постараюсь исключить из хода сеанса этот этап. Тогда, возможно, удастся разблокировать его память для считывания.
«Ну, давай, давай, – съехидничал про себя Муравьёв. – И ты так же чертыхаться начнёшь, как Садальская!».
Вавёркин включил свой ноутбук, подождал, пока загрузиться «Виндоус», а потом – нашёл в меню программу собственного составления. На экране появились извилистые линии – заработали присоски, и биотоки мозга Светленко отобразились на мониторе в виде этих вот линий. Затем Вавёркин, так же как и Лисичкин, и Садальская, заставил Колю цитировать свои школьные учебники, и при этом – тщательно фиксировал то, что показывал его «волшебный» компьютер, и делал некие пометки у себя в блокноте.
- Опыт проходит нормально, – заключил Вавёркин, нацарапав на белоснежной странице недешёвого блокнота заумное слово «Психодиализ». – А теперь – перейдём к делу. Задавайте вопросы.
- Спасибо, – сказал Муравьёв и обратился к погружённому в сомнамбулическое состояние Николаю: – Назовите имя вашего шефа.
Вавёркин, не отрываясь, смотрел на жидкокристаллический дисплей своего ноутбука и видел, как извилистые линии медленно превращаются в прямые, словно выведенные под линеечку.
А Интермеццо дёрнулся на нарах, раскрыл рот и издал бараний звук:
- Бе-е-е-е!
- Что за чёрт? – изумился Вавёркин, не отрывая взгляда от диаграммы биотоков мозга Светленко. – Показатели абсолютно прямые, будто бы… Его показатели тождественны показателям животных! Будто бы его в одночасье лишили интеллекта! Ничего не понимаю.
- А я понимаю, – буркнул Муравьёв, записав в протоколе слово: «Бе». – Дичает он, когда его про шефа спрашивают. И Зайцев тоже будет дичать – вы не пугайтесь, Серёгин говорит, что это – выборочный гипноз.
Вавёркин оторвался от дисплея, где прямели «мозговые извилины» Николая Светленко и уставился на Муравьёва.
- Да? – не поверил он.
- Да, – кивнул Муравьёв.
- Выборочный гипноз может наложить только специально обученный профессионал, имеющий удлинённое биополе, – серьёзно и обстоятельно заявил Вавёркин, в упор глядя на Муравьёва. – И, чтобы наложить такой вот, выборочный, гипноз – нужно несколько дней, вы об этом знаете?
- Ну, я не знаю, что там знаете вы, – проворчал Муравьёв, машинально рисуя в протоколе крестики и нолики. – А мы знаем, что наш «галдовальник» накладывает выборочный гипноз минуты за две, а то и быстрее. Мы уже в этом убедились – у Борисюка и Соколова спросите.
- Это не возможно, – отрубил Вавёркин. – Но что странно, – он бросил быстрый взгляд на «подопытного» Колю. – Изменения в его биотоках начинаются сразу же, при введении в транс, и таким образом, что не возможно скорректировать ход сеанса.
- Я же говорю вам, что это неизлечимо, – обыденно протянул Муравьёв. – Вот, смотрите. Как зовут вашего шефа? – спросил он у Светленко.
- Ме-е-е-е! – ответил тот.
- Ну, вот, – безнадёжно вздохнул Муравьёв. – И чем больше мы будем его «пытать» – тем сильнее он одичает. И, в конце концов – поскачет, как бык на корриде, и попытается вас забодать.
- Придётся лечить электрошоком, – заключил Вавёркин. – Кажется, тут тяжёлый случай.
- Бе-е-е-е! – подтвердил Интермеццо тяжесть своей патологии.
А Серёгин тем временем «перелопачивал» архив. Вместе с Зинаидой Ермолаевной они передвигались от полки к полке и просматривали одну пыльную папку за другой. Пётр Иванович беспрестанно чихал от клубящейся вокруг его носа «пыли веков». Потом к ним присоединился ещё и Сидоров. Перекапывание архива завершилось к вечеру, но личное дело «киевской колдуньи» словно бы испарилось – его нигде не было.
И тогда исчихавшийся в облаках архивной пыли Серёгин постановил следующее: составить с помощью Карандаша фоторобот Садальской, и разослать ориентировки на эту «ведьмочку» по всем отделениям милиции. А если надо – объявить её в республиканский розыск. А Зинаиду Ермолаевну – показать Вавёркину.