– Но, капитан… – раздался голос, в котором врач узнал голос капрала Александра Пирсона, самого старшего по званию среди четырех оставшихся морских пехотинцев на «Эребусе».
– Прекратить, я сказал!
Теперь Гудсир видел силуэты лейтенанта Левеконта и морских пехотинцев на фоне огня. Левеконт стоял, а морские пехотинцы, опустившись на одно колено, перезаряжали мушкеты, словно находились в гуще сражения. Врачу показалось, что стенки корпуса, переборки, шпангоут, разбросанные упаковочные клети и короба в носовой части палубы – все охвачено пламенем. Матросы забивали огонь одеялами и кусками парусины. Искры разлетались в разные стороны.
Из огня навстречу морским пехотинцам и матросам, шатаясь, вышел человек.
– Прекратить пальбу! – проорал Фицджеймс.
– Прекратить пальбу! – эхом повторил Левеконт.
Горящий человек упал на руки Фицджеймсу.
– Мистер Гудсир! – крикнул капитан.
Джон Даунинг, интендант, прекратил сражаться с огнем в коридоре и принялся забивать языки пламени, пляшущие на дымящейся одежде раненого.
Гудсир бросился к Фицджеймсу и подхватил тяжело оседающего на пол мужчину. Правая сторона лица у него почти полностью отсутствовала – не сожженная огнем, а сорванная когтями, с болтающимися лохмотьями кожи и выпавшим из глазницы глазным яблоком, – и по груди справа тянулись параллельные следы когтей, продравших многочисленные слои одежды и глубоко пропоровших тело. Жилет был насквозь пропитан кровью. Правая рука у мужчины отсутствовала.
Гудсир осознал, что это Генри Фостер Коллинз, второй лоцман, которого Фицджеймс ранее послал в носовую часть средней палубы вместе с Брауном и Данном, боцманматом и помощником конопатчика, чтобы задраить передний люк.
– Мне нужна помощь, чтобы отвести его в операционную, – выдохнул Гудсир.
Коллинз был крупным мужчиной, даже без руки, и теперь наконец ноги подкосились под ним. Врач умудрялся удерживать раненого в вертикальном положении только потому, что прижимал его спиной к переборке мучной кладовой.
– Даунинг! – крикнул Фицджеймс, обращаясь к высокому интенданту, который сбивал пламя горящим одеялом.
Даунинг отшвырнул одеяло в сторону и подбежал к ним. Не задавая лишних вопросов, интендант перекинул оставшуюся руку Коллинза через свое плечо и сказал:
– После вас, мистер Гудсир.
Врач начал подниматься по трапу, но дюжина мужчин с ведрами пыталась спуститься навстречу.
– Дорогу! – проревел Гудсир. – Раненый поднимается!
Мужчины, толкаясь, отступили обратно наверх.
Пока Даунинг тащил вверх по почти вертикальному трапу Коллинза, теперь лишившегося чувств, Гудсир окинул взором палубу, где все они жили. Матросы застыли на месте и уставились на него. Врач осознал, что он сам, должно быть, походит на раненого: его руки, лицо и одежда были в крови после столкновения с пиллерсом, а также покрыты копотью.
– В лазарет! – скомандовал Гудсир, когда Даунинг подхватил на руки обожженного и покалеченного мужчину.
Интенданту пришлось развернуться боком, чтобы пронести Коллинза по узкому коридору. Позади Гудсира две дюжины мужчин, выстроившись цепочкой, передавали вниз по трапу ведра со снегом, а остальные сыпали снег на дымящиеся, шипящие доски палубного настила вокруг плиты и носового люка в кубрике. Если огонь перекинется в жилую палубу, понимал Гудсир, корабль погибнет.
Генри Ллойд вышел навстречу из лазарета, с бледным лицом и вытаращенными глазами.
– Мои инструменты приготовлены? – резко спросил Гудсир.
– Да, сэр.
– Хирургическая пила?
– Да.
– Хорошо.
Даунинг положил бесчувственное тело Коллинза на операционный стол посреди лазарета.
– Спасибо, мистер Даунинг, – сказал Гудсир. – Будьте любезны, возьмите одного-двух матросов и помогите остальным больным перебраться в пустующие каюты, на любые свободные койки.
– Есть, доктор.
– Ллойд, отыщите мистера Уолла и скажите коку и его помощникам, что нам требуется столько горячей воды, сколько они в силах разогреть на плите для нас. Но сначала выкрутите до упора фитили в масляных лампах. Потом возвращайтесь сюда. Мне понадобятся ваши руки и фонарь.
Весь следующий час доктор Гарри Д. С. Гудсир был так занят, что, если бы лазарет загорелся, он не заметил бы пожара, а лишь обрадовался бы дополнительному источнику света.
Он раздел Коллинза по пояс – на холоде от открытых ран пошел пар – и вылил на раны первую кастрюлю горячей воды, чтобы промыть по возможности лучше – не для дезинфекции, а с целью посмотреть, насколько они глубоки. Решив, что сами раны от когтей не представляют непосредственной угрозы для жизни, врач занялся плечами, шеей и лицом второго лоцмана.
Правая рука была оторвана ровно – словно отсечена ножом огромной гильотины. Привыкший иметь дело с безобразными увечьями и ужасными рваными ранами, полученными в результате различных несчастных случаев на корабле, Гудсир рассматривал плечо Коллинза с чувством сродни восхищению, если не благоговейному трепету.
Коллинз едва не умер от потери крови, но охвативший его огонь отчасти прижег открытую рану на плече. Это спасло ему жизнь. Пока.