Террор

Гудсир, находившийся вне прыгающих кругов света от фонарей, выскочил из узкого коридора на открытое темное пространство и с разбегу налетел на толстый дубовый пиллерс, крепко ударившись головой. Он упал навзничь в полузамерзшую грязную жижу, покрывавшую палубный настил восьмидюймовым слоем. Он отчаянно пытался остаться в сознании, но никак не мог сфокусировать взгляд – фонари казались всего лишь плавающими расплывчатыми оранжевыми пятнами, – и все вокруг дурно пахло нечистотами, угольной пылью и кровью.

– Трапа нет! – выкрикнул Дево.

Теперь, когда в глазах у него перестало двоиться, Гудсир увидел: носовой трап, сколоченный из толстых дубовых досок и способный выдержать нескольких мужчин по двести фунтов весом, несущих на себе стофунтовые мешки с углем, был разнесен в щепки. Обломки досок висели под открытым люком наверху.

Вопли доносились со средней палубы.

– Подсадите меня! – выкрикнул Фицджеймс, который засунул пистолет за пояс, поставил фонарь на пол и теперь пытался ухватиться руками за край люка. Он начал подтягиваться.

Дево наклонился, чтобы подсадить его.

Внезапно над квадратным проемом с ревом полыхнул огонь.

Фицджеймс выругался и упал навзничь в ледяную воду всего в нескольких шагах от Гудсира. Казалось, носовой люк и вся средняя палуба над ним охвачены пламенем.

«Пожар», – подумал Гудсир. Он давно знал, что больше всего моряки боятся пожара – больше, чем боятся утонуть, замерзнуть или потеряться в открытом море, – и сейчас понял почему. Едкий дым заполз в ноздри.

Бежать некуда. Снаружи стоит стоградусный мороз и бушует метель. Если корабль сгорит, они все погибнут.

– Главный трап, – выдохнул Фицджеймс.

Он вскочил на ноги, схватил фонарь и бегом пустился в сторону кормы. Дево последовал за ним.

Гудсир пополз на четвереньках по полузамерзшей жиже, с трудом поднялся, упал, снова пополз, а потом опять встал и побежал следом за удаляющимися огнями фонарей.

По средней палубе прокатился протяжный рев. Раздался треск мушкетных выстрелов, грохнул ружейный залп.

Гудсир хотел остановиться возле угольного бункера, чтобы проверить, жив ли обладатель руки, но, когда он добежал дотуда, там было темно хоть глаз выколи. Он побежал дальше, наталкиваясь на стенки узкого коридора то одним, то другим плечом.

Огни фонарей уже поднимались к средней палубе. Клубы дыма валили из люка вниз.

Гудсир стал взбираться по трапу, получил по лицу башмаком капитана или старшего помощника (он не знал, кто находится перед ним), а потом оказался в средней палубе.

Он не мог дышать. Он ничего не видел. Вокруг него плясали тусклые огни фонарей, но густой дым поглощал лучи света.

Гудсир испытывал острое желание отыскать трап, ведущий в жилую палубу, и вскарабкаться по нему, потом подняться дальше, на свежий воздух, но справа от него – ближе к носу судна – кричали люди, и поэтому он упал на четвереньки. Здесь можно было дышать. Еле-еле. Он увидел оранжевый свет в носовой части, слишком яркий для фонарей.

Гудсир пополз вперед, нашел коридор по левому борту, слева от мучной кладовой, и пополз дальше. Впереди, где-то в дыму, люди забивали огонь одеялами. Одеяла загорались.

– Организуйте подачу воды по цепочке! – прокричал Фицджеймс из-за дымовой завесы впереди. – Передавайте сюда ведра с водой!

– Воды нет, капитан! – провопил голос столь возбужденный, что врач не узнал его.

– Давайте ведра с мочой! – Голос капитана прорезался сквозь дым и шум подобием клинка.

– Моча в них замерзла! – прокричал голос, который Гудсир узнал. Джон Салливан, грот-марсовый старшина.

– Тогда давайте снег! – прокричал Фицджеймс. – Салливан, Синклер, Реддингтон, Сили, Покок, Гитер – выстройте людей цепочкой от верхней палубы до средней. Набирайте полные ведра снега. Засыпайте снегом огонь… – Фицджеймс поперхнулся и сильно закашлялся.

Гудсир поднялся на ноги. Дым яростно вихрился вокруг него, словно кто-то распахнул настежь окно или дверь, потом на секунду расступился, и врач увидел, что творится в пятнадцати-двадцати футах впереди, возле кладовых плотника и боцмана, – ясно увидел языки пламени, лижущие переборки, – но в следующий миг видимость сократилась до двух футов. Все кашляли, и Гудсир присоединился к ним.

На него налетели мужчины, несущиеся к трапу, и Гудсир прижался спиной к переборке, задаваясь вопросом, не следует ли ему подняться в жилую палубу. Здесь от него не было пользы.

Он вспомнил голую руку, переброшенную через порог угольного бункера в трюме. При мысли о том, чтобы снова спуститься в трюм, врача замутило.

«Но чудовище здесь, в средней палубе».

Словно в подтверждение этой мысли, совсем рядом, в десяти футах от врача, разом выстрелили четыре или пять мушкетов. Залп прозвучал оглушительно. Гудсир зажал ладонями уши и упал на колени, вспомнив, как объяснял матросам «Террора», что цинготный больной может умереть от одного только звука выстрела. Он знал, что у него появились первые симптомы цинги.

– Отставить пальбу! – рявкнул Фицджеймс. – Прекратить! Здесь люди!