Terra Nipponica

Другой пример амидаистского сада представляет собой сад всемогущего Фудзивара Митинага. Удалившись от дел, он построил в своей весьма обширной по японским понятиям усадьбе Цутимикадо (ее площадь составляла 6 тё) амидаистский храм с примыкающим к нему прудом-садом. В 17-м свитке «Повести о славе» («Эйга моногатари», конец XI в.), посвященной главным образом прославлению Митинага, его сад описывается следующим образом.

Взору государя, прибывшего на пышную и многолюдную церемонию открытия храмового комплекса Хоссёдзи, открывается великолепное зрелище: «Песок в саду сиял, подобно хрусталю, вода в пруду была чиста и прозрачна, в ней росло множество разноцветных лотосов. На каждом лотосе было расположено по будде, будды отражались в воде. В воде отражались также здания, [окружавшие пруд] со всех четырех сторон света, хранилище для сутр, колокольня, все это выглядело как мир Будды. Вокруг пруда росли деревья, каждую ветку украшали нити [с искусственными цветами], их лепестки были нежными – ветер не дул, но они все равно шевелились. Листья из зеленого жемчуга отливали лазуритом, концы хрустальных веток достигали дна пруда. Казалось, что гроздья нежных цветов вот-вот осыпятся. Жемчужно-зеленые листья напоминали о зелени сосны в разгар лета. Листья из золота – о позднеосенней листве, янтарные листья – о желтых листьях середины осени. Листья из белого стекла напоминали о зимнем саде, занесенном снегом. Такое вот было разноцветье. Когда деревья овевал ветерок, волны пруда омывали золото-жемчужный берег. Через золото-жемчужный пруд был перекинут мост, сделанный из семи драгоценностей, лодки из драгоценных каменьев плавали в тени дерев, павлины и попугаи резвились на острове»[311].

По приведенному выше тексту хорошо видно, что Митинага (или же, скорее, автор «Эйга моногатари») воспринял знакомые ему описания рая весьма буквально. Поэтому он сделал акцент на самоцветной роскоши рая и устроил сад самым богатым образом, что было не под силу другим японцам. Пышная церемония освящения храма, на которой присутствовало множество гостей, включая самого императора, безусловно, свидетельствует и о желании Митинага продемонстрировать свои представительские возможности. Это, однако, не умаляет его религиозности – дневник Митинага хорошо отражает его набожность, а скончался он не где-нибудь, а непосредственно в молельне Амиды храма Хоссёдзи.

Описание сада в «Эйга моногатари» в общих чертах соответствует описанию рая, приводимому в «Одзё ёсю» (известно, что сам Митинага был хорошо знаком с этим произведением). Однако между изложением Гэнсина и «Эйга моногатари» имеется и существенное расхождение. Согласно Гэнсину и сутрам, в райском месте отсутствуют времена года. В «Одзё ёсю» прямо утверждается: «Холод и жара там уравновешены, там нет ни весны, ни осени, ни зимы, ни лета»[312]. Хотя в саду Митинага отсутствуют «живые» и склонные к сезонным переменам растения (возможно, что и павлины с попугаями тоже были муляжами), но в том, как они исполнены (или описаны), все равно имеются указания на четыре времени года. Три из них поименованы прямо, о весне же мы можем судить по готовым осыпаться цветам. Таким образом, японское сознание не смогло примириться с раем, в котором отсутствуют времена года, – концепт, прочно вошедший в японскую культуру и характеризующий «правильный» природный цикл и правильное государственно-общественное устройство.

Таким образом, в контексте амидаистских верований сад становится моделью рая. Сооружение земной копии рая считается делом буддоугодным. Предполагается, что результирующей такой строительной деятельности станет вознесение хозяина сада в рай, а сам сад при жизни хозяина является своеобразной площадкой для подготовки к такому переселению. Следует подчеркнуть при этом, что сам амидаистский сад сохраняют конструктивную преемственность по отношению к саду даосскому: в нем сохраняются и пруд с островом, и острова-камни, торчащие из воды, и мостик, и ручьи. В своих главных чертах он сохраняет прежнюю структуру, «завещанную» ему геомантией и прошлой традицией. Однако возведенный на берегу пруда посвященный Амиде храм заставляет сад разговаривать на ином языке. И тогда остров в пруду, который раньше интерпретировался как Хорай, осмысляется как «райский остров». При этом в амидаистском пруду могут помещаться несколько островов, и ничто не мешает называть их островами журавля и черепахи – даосских символов долголетия и мудрости. В даосском саду вода отражает Небо, а в амидаистском – храм с помещенной в нем статуей будды Амиды. Конечно, Амида тоже пребывает на небе, но все-таки это небо расположено где-то сбоку – на западе. Поэтому храм, посвященный Амиде, всегда возводился на западном берегу пруда.