Ёсисигэ Ясутанэ был человеком, глубоко верующим в Амиду. В «Титэйки» он излагает историю создания своего персонального сада, который позволяет ему отрешиться от бренного мира. «Сначала к северу от шестой линии я гаданием определил пустошь, возвел четыре стены и соорудил одни врата… Весь мой участок занимает более десяти сэ [1 сэ – 99,18 кв. м]. Создав холм, насыпал небольшую горку, обнаружив небольшое углубление, выкопал маленький пруд. К западу от пруда соорудил небольшой зал со статуей Амиды. К востоку от пруда построил маленький кабинет для книг. К северу воздвиг низкий домик для жены и детей. В общем жилище размером четыре на десять дзё [1 дзё – 3,03 м], пруд – три на девять дзё, сад – два на восемь дзё, а поле омежника – один на семь дзё. Наконец, остров, засаженный зелеными соснами, отмель с белым песочком, красные карпы и белые цапли, миниатюрный мостик и маленькая лодочка… весной восточный берег, где склонились ивы, затуманивается нежной призрачной дымкой. Летом у северных ворот, где растет бамбук, со свистом гуляет свежий ветер. Осенью у западного окна, в которое светит луна, можно без устали копаться в книгах. Зимой под южным навесом, куда заглядывает солнце, хорошо греть спину у огня… При дворе телом служу государю, а дома душой надолго отдаюсь [учению] Будды».
После окончания службы во дворце автор возвращается домой, возносит молитву Будде, читает сутры. «После трапезы вхожу в Восточный павильон, открываю книги и общаюсь с мудрецами древности». Похулив нравы нынешнего времени, когда люди пренебрегают словесностью, а чтят только знатность и богатство, Ёсисигэ-но Ясутанэ находит душевное отдохновение в одиночестве. «Я запер ворота, закрыл двери и в одиночестве декламирую стихи. Если же хочу развлечься, то возьму ребенка, сяду с ним в маленькую лодочку и буду отбивать такты ударами о ее борт и стучать веслами. А если появится свободное время, то позову слугу и пойду на задний двор, где буду его вычищать и поливать»[309].
В отличие от садов государя или высокопоставленных аристократов, предназначенных для совершения там публичных действ, частный сад Ясутанэ – место сугубо приватное, место не встречи с людьми, а сокрытия от них. Автор пресытился суетой дворца, ему необходимо такое уединенное место, где только и возможно предаться учению Будды и ученым занятиям, достичь душевного спокойствия. Достигается же оно в единении с идеально устроенной средой обитания, в подчинении своего жизненного ритма сезонным изменениям и ожиданиям. В идеальной жизни ритм существования «отбивается» (задается) не часами придворной службы, а временами года. В своем саду Ясутанэ скрывается не столько от вредоносных природных духов (как это делает автор «Сакутэйки»), сколько от людей, их суетности и греховности. Ясутанэ «назначает» этих людей на роль злых духов и обороняется (огораживается) от них стенами своей усадьбы-сада. Таким образом, служба при дворе воспринимается как помеха для осуществления более важной индивидуальной жизненной программы, а нахождение в саду среди одомашненной природы служит необходимым условием для осуществления коммуникации с Буддой. Сад удовлетворяет также условию одиночества и покоя. Личный сад Ясутанэ закрыт для посторонних, он имеет больше отношения к пространству приватному, чем общественному.
Сокрытие от греховного и суетного мира является знаком эпохи, когда поиски личного спасения становятся столь востребованы. Для религиозного человека многолюдье представляется нежелательным фактором. Для такого человека люди перестают быть полноценными партнерами для общения. Их место занимают высшие силы, выявляющие себя или в уединенном саду (макете идеальной природы), или в природных местах, соответствующих этому идеалу. В «Хэйкэ моногатари» говорится: «Высоко вознеслась над землей вершина Такао, подобная Орлиному пику. Тишины и покоя полны там долины, одетые густыми мхами, как на горе Шаньшань! Пробиваясь между камней, светлым шелком струится источник, обезьяны, резвясь между ветвей, оглашают криком окрестные скалы. Все вокруг исполнено благодати, как нарочно создано для молитвы! Не сыщешь лучшего места, где смертный может обратить свои помыслы к небу! Людские селения расположены в отдалении, суета и скверна греховного мира не достигают сей священной вершины»[310].
В том, каким образом устроил Ясутанэ свое жизненное пространство, хорошо видно, что он одновременно пребывал сразу в двух координатных сетках. С одной стороны, он строит посвященную Амиде молельню в западной стороне участка (поскольку рай расположен на западе), но одновременно он соотносит западное направление с осенью, а это уже прочно освоенное в Японии достояние китайской натурфилософской практики, которая воспринималась как неотъемлемая часть собственной традиции.