Читаем Terra Nipponica полностью

Отказываясь от ответственности за поведение природы, император тем не менее все равно оставался «хозяином времени». Но это было уже не столько время циклическое (времена года), сколько время линейное. Во-первых, Мэйдзи правил под собственным и только ему принадлежавшим девизом. Во-вторых, несмотря на упразднение лунного календаря и переход на календарь солнечный, григорианский календарь все равно имел ограниченное распространение. В качестве нулевой точки отсчета времени выступало не рождение Христа, а год интронизации мифического первоимператора Дзимму. В-третьих, с введением солнечного календаря японцам приходилось сообразовываться именно с этим новым императорским временем, которое зачастую плохо соотносилось с временем природным. Так, в рамках новогодней обрядности придворные были вынуждены привычно сочинять стихи о теплом весеннем ветерке уже 1 января, хотя на самом деле о таком ветерке можно было только мечтать. Но приказ императора оказывался убедительнее хода природного времени.

Мэйдзи отказывался брать на себя ответственность за природу, однако подданные по инерции все равно соотносили императора с ней, но не с природными аномалиями, а с природной благодатью. Для них император являлся живым олицетворением жизнепомогающих природных сил. Когда 25 августа 1879 г. Мэйдзи «по просьбе жителей Токио» совершил прогулку по парку Уэно (первый в Японии парк европейского типа), они преподнесли ему адрес, в котором «священное правление» уподоблялось жизнетворящему дождю, добродетельность государя – восходящему солнцу, его милость – «ветру, приносящему счастье»[421].

Таким образом, связь между императором и благодатной природой не утрачивается в массовом сознании окончательно. Текст песни под названием «Душа императорского указа», опубликованной в нативистском журнале «Нихондзин» в 1891 г., начинается со слов: «Река императорского указа течет по склонам находящейся в тени горы». Далее взору открываются бескрайние благоухающие просторы, которые орошает эта река. При этом сквозь заросли тростника видны пасущиеся коровы и овцы[422]. Таким образом, император (его указ) обладает жизнетворящей (орошающей) силой, государевы слова-действия по-прежнему имеют жизнеустроительный и общенациональный смысл и размах. Подобное стихотворение могло бы быть сочинено на китайском языке и в давние времена. Единственное, что по-настоящему выбивается из привычного смыслового ряда, – это упоминание пасторальных коров и овечек, которые служат указанием на происходившие «прогрессивные» перемены в стиле жизни. В это время японцам настойчиво советовали потреблять больше мяса и молока, чтобы сравняться по телесным параметрам с европейцами.

Связь образа императора с природными стихиями хорошо заметна и в первой посмертной биографии Мэйдзи (1913 г.). В ней, в частности, говорилось: «Император обладал огромной гуманностью, он постоянно заботился о спокойствии народа. Когда случались природные бедствия, не случалось и дня, чтобы он не отправлял посланника на центральную метеорологическую станцию по нескольку раз в день. Кроме того, во время сбора урожая его большая душа обращалась в сторону полевых работ и никогда ни на миг не отвлекалась от изучения аномальных явлений Неба и Земли. Когда свирепствовали дурные болезни, он неизменно являл глубины своего сердца и изволил говорить о том, что негоже жалеть денег на сострадательную помощь бедным и убогим, жертвам войны и раненым. Когда он слышал о том, что среди народа расцветают сострадание и доброта, его сердце переполнялось радостью… Император всегда чутко прислушивался к пожарному колоколу, и, когда раздавался его тревожный звон, он в великом беспокойстве выходил в сад и, понаблюдав за заревом на небе, немедленно осведомлялся об обстоятельствах и печаловался. В апреле 44 года Мэйдзи [1911] в [токийском районе] Ёсивара случился ужасный пожар. После того как тогдашний министр внутренних дел любезно осмотрел место происшествия, он немедленно подробно доложил государю о разрушениях и о состоянии пострадавших. Государь воспринял это очень близко к сердцу и немедленно распорядился об оказании помощи. Узнав о том, что в том же самом месте в прошлом году случилось наводнение, он стал настойчиво расспрашивать и печалиться о несчастьях, случившихся в его земле, постоянно осведомлялся об оказанной помощи у министра двора и у придворных, безмерно горевал. Ему представляли доклады, а он отдавал приказы об оказании значительной помощи»[423].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология