В середине XIX в. Япония ввергается в жесточайший кризис. Он был обусловлен тем, что мировые державы (США, Россия, Англия и Франция) принудили Японию открыть несколько портов для торговли. Периоду почти в два с половиной века автаркического и мирного существования пришел конец, в Японию хлынул поток европейской культуры. Японцам становится понятно, что страна безнадежно отстала от Запада, прежде всего в военном отношении. Сёгунат, на который возлагалась задача по обороне страны, обвиняют во всех смертных грехах, и в 1868 г. он упраздняется. На какое-то время японцы становятся пленниками комплекса неполноценности – им казалось, что в стране не существует достойной уважения культуры и цивилизации, а спасение может принести только тотальная вестернизация. Задачу по модернизации страны берет на себя группа реформаторов, которые объединяются вокруг юного императора Мэйдзи (1852–1912, на троне 1867–1912). Хотя он ничего не решал в практическом отношении, именно Мэйдзи становится знаменем перемен[415].
В период Мэйдзи происходит решительное переосмысление всего предыдущего исторического и культурного опыта. Этот процесс затронул весь строй жизни японцев, включая такие фундаментальные понятия, как «власть», «пространство» и «время». Радикальные изменения произошли и в отношениях между верховной властью и природой. В VIII–IX вв. складывается поведенческий канон власти, принятый в случае природных аномалий и социальных неурядиц: вознесение молитв для умиротворения всей страны, амнистия, смена девиза правления, оказание помощи пострадавшим. Впоследствии, однако, в силу деградации централизованного государства и упадка императорского дома полномасштабная государева реакция такого рода наблюдается весьма редко.
В середине XIX в. начинается движение за восстановление прав императора на управление страной. Одновременно с этим император реанимирует свое право на приведение страны в умиротворенное состояние. Показателен указ 1854 г. отца Мэйдзи императора Комэй (1831–1866, на троне 1846–1866) о смене девиза правления с Каэй («счастливая вечность») на Ансэй («спокойное правление»). Он буквально списан с аналогичных указов древности: «Слышали Мы, что если правление государя хорошо, а народ и государство пребывают в спокойствии, то Небо и Земля являют благоприятные знамения. Если же управление не светоносно, а в сердце народа боль и печаль, тогда Инь и Ян теряют равновесие. Следует быть настороже». Далее Комэй констатирует, что, с тех пор как он, недостойный и слабый, занял престол, прошло восемь лет, и все это время он вставал рано и ложился поздно, но высшие силы оставили это без внимания, а его преобразующая культурность не распространялась достаточно далеко, энергия ки находилась в подавленном состоянии. Свидетельством этого являются пожар в государевом дворце, прибытие кораблей западных варваров, сильнейшее землетрясение. За все это, заявляет Комэй, только он один несет ответственность. Для достижения великой гармонии и ликвидации всяческих аномалий меняется девиз правления, объявляется великое помилование преступников (амнистия), наполовину снижается отработочная повинность, старикам жалуют рис. Все это делается для того, чтобы достичь обновления, добиться благосклонности Неба и удовлетворения людских чаяний[416].
Таким образом, в середине XIX в. в соответствии с древними представлениями о природе власти добродетельность монарха вновь начинает мыслиться в качестве гаранта стабильности среды обитания. При этом антропогенная и природная составляющие аномальной ситуации воспринимаются как явления одного порядка. Обе они – свидетельство гнева Неба.
Нас не должен вводить в заблуждение самоуничижительный дискурс императора. На самом деле он является свидетельством его претензий на власть: да, он один виновен в происходящем, но только он один в состоянии улучшить ситуацию с помощью комплекса мер, которые способны задобрить Небо. Главной из них является смена девиза правления.
Однако в 1-й год правления Мэйдзи («просвещенное», или «светлое», правление, 1868 г.) было принято историческое решение, согласно которому одному императору может соответствовать только один девиз правления, что свидетельствовало о кардинальных изменениях в образе государя. Теперь никакие катастрофы (ни природные, ни социальные) не могли скомпрометировать государево время. Если раньше император объявлял помилование в случае природных бедствий, то теперь он прибегал к амнистии по поводу радостных событий в государственной жизни, например по случаю провозглашения Конституции (1889 г.). Теперь у государя не могло быть недостатков, по умолчанию он мог приносить только благодать и радость (поскольку порицание его деятельности подпадало под уголовную ответственность, выражение «по умолчанию» является в данном случае единственно возможным).