Terra Nipponica

В первых указах Мэйдзи еще можно обнаружить упоминания о его малой добродетельности и недостатке сил. Так говорится, например, в интронизационном указе, где Мэйдзи сетует на недостаток своей добродетельности, но одновременно уповает на помощь предков в деле управления страной[417]. Последний же случай констатации собственной недобродетельности фиксируется в 1879 г. – Мэйдзи жалуется на свое бессилие, поскольку он не в состоянии справиться с бедностью народа и отсталостью экономики[418]. Однако впоследствии жалобы императора на свою некомпетентность полностью исчезают. Вместо этого в его голосе зазвучала уверенность. Продолжая утверждать, что он получил власть от своих предков и является одним из звеньев непрерываемой в веках династии, Мэйдзи провозглашал, что непременно передаст ее своим потомкам. В своих указах он называет себя «отцом и матерью» подданных, которые именуются «младенцами». Это был властный и оптимистический дискурс, исключавший проявление любой нерешительности и сомнения в собственных силах. Будущее рисовалось в самых розовых красках и напоминало произнесение тоста: «Желаем, чтобы при поддержке сановников доставшаяся Нам добродетельность императорских предков наследовала прошлому и открывала будущее, чтобы конституция принесла прекрасные плоды, чтобы наша империя становилась все более светоносной, чтобы внутри страны и за ее пределами наш народ показал свое верноподданничество и дух мужества»[419].

Мэйдзи позиционировался как главнокомандующий (раньше императоры никогда не обладали военной функцией) и абсолютный монарх европейского типа, для которого констатация собственного слабосилия была совершенно неуместной (и это при том, что в действительности Мэйдзи был лишен любой возможности для личного принятия решений). Природные и социальные бедствия традиционно служили указанием на дурное правление, предполагали ответные меры. Мэйдзи же снимал с себя ответственность за возникновение природных катаклизмов. Это послужило причиной, по которой перестали провозглашаться императорские указы по случаю стихийных бедствий, в которых государь брал ответственность на себя. Теперь причины таких бедствий стали искать посредством позитивистских научных методов. Таким образом, поведение природы начинало восприниматься как автономное от поведения человека. Каждое новое крупное землетрясение, наводнение или засуха имели результатом не смену девиза, а новые усилия по развитию сейсмологии или мелиорации, разработку практических мер по преодолению последствий стихийного бедствия. И эта сфера деятельности находилась в компетенции не императора, а правительства. Только в самом начале своего правления, в 1869 г., Мэйдзи единственный раз отреагировал на наводнения, возникшие в результате проливных дождей (1868 г.), и засухи (1869 г.), что повлекло неурожай. Желая продемонстрировать солидарность и образец для подражания, Мэйдзи заявил о том, что вводит для себя режим строгой экономии[420]. Однако это осталось его единственным заявлением по сходным поводам, несмотря на часто случавшиеся в его правление землетрясения, опустошительные пожары, эпидемии, неурожаи. Помощь пострадавшим оказывали, но теперь это стало прерогативой правительства, а ритуальное самобичевание государя уходит в прошлое. При этом в результате развития современной экономики, инфраструктуры и роста налоговых поступлений возможности по оказанию помощи постепенно возрастали.

Анализ указов императора Мэйдзи свидетельствует об изменении объекта его светоносной активности применительно к внешней для японца среде. Если раньше император выступал жрецом-посредником между подданными, грозной природой и высшими силами, то теперь в качестве «внешней среды», которая угрожает японцам и одновременно манит их, выступают зарубежные страны. И теперь именно этот внешний мир требовал умиротворения и вмешательства императора. В связи с этим в правление Мэйдзи весьма значительное количество его указов направлено на выстраивание внешних отношений Японии (включая, естественно, и войны). Таким образом, место нерукотворной природы занимает человеческий фактор.