А весь оставшийся день я бродил по Санта-Монике, обоссал все подворотни из-за таблеток этих дурацких и думал, что я теперь мужик. Ого, у меня все было. Я стал другим или нет? Что во мне изменилось?
Чувствовал я себя увереннее, это факт. Ходил такой важный, и не скажешь по мне, что бездомный теперь. Будто я ее трахнул и весь мир с ней вместе. Мэрвину написал смс-ку:
«Тебя Ширли Кертис ебала?»
Он ответил только через несколько часов.
«Ебала, не обольщайся. Кстати, держись сегодня подальше от воды, зато у тебя отличный день для крупных денежных вложений».
Вот и я так рассудил, поэтому всю двадцатку на еду спустил, купил и вкусного, и молоко с булочками, и даже котлеты для бургеров. Уж я не думал, где мы их пожарим, а оказалось, что пожарили на трубе теплотрассы, и вышло очень вкусно.
Жили мы в тесном бетонном помещении, среди труб, там всегда было жарко, пахло горячим металлом и почему-то жженой резиной. Как же это называлось? Папка-то мой точно знал, это его профиль, но я никогда не интересовался ни канализацией, ни водопроводными, ни отопительными системами.
Сдается мне, что это был теплопункт, а может, оно и как-то по-другому называлось. В любом случае, было там несколько горячих труб, между которыми лежали старые куртки, наши матрасы, наши одеяла, наше все, короче. Всюду валялись упаковки от всего на свете, начиная от презервативов и заканчивая леденцами. В углу лежала внушительная куча бычков, но их запах не перебивал металлически-кровяной аромат труб.
Поужинали мы по-королевски, Алесь сказал, что молока не пил, наверное, года два.
– Все никак не покупаю, всегда что-нибудь вредное, а я и забыл, как оно мне нравится.
– Не радиационное, заметь, – сказал Андрейка. – Эй, Борь, ты еще заценишь, как он в темноте светится!
Марина лежала в углу, ела жадно, но двигалась как-то лениво. Беременностью от нее больше не пахло. Я думал спросить, что случилось: специально она от ребенка избавилась или потеряла. Но в такие тонкие, личные, женские дела лезть не решился. Мэрвин выглядел посвежевшим, но каким-то мрачным.
Поджарили, ну я уже говорил, на трубе бургеры, ели их руками, и было так хорошо, наполненно, жарко и приятно. Пели песню про Деда Максима, Мэрвин тоже подпевал, потом Алесь уселся читать какую-то белорусскую книжку, а я пожалел, что у меня ничего нет. Мэрвин рисовал натальную карту для Андрейки, что-то выводил толстой ручкой с разноцветными стержнями на куске картонной коробки. Я слышал обрывки их разговора:
– У тебя судьба сложная, извилистая, но ты выйдешь к свету. Тебя выведут. Ты склонен доверять людям больше, чем они того заслуживают, но это только один раз окупится.
А я устроился рядом с Мариной, и мы говорили о мечтах.
– Я хочу в космос полететь. Как Валентина Терешкова. Нет, лучше на Луну, как Нил Армстронг.
– Он потом мусульманином стал.
– Да неважно. Хочу на Луну, где только я и никого нет.
Она задрала майку, и я увидел на ее плоском животе ракету, татуировка была кустарная, но с очень старательно прорисованным контуром.
– А тебе она хуй не напоминает?
– Вот туда и иди.
Вокруг ракеты были рассыпаны мелкие, посиневшие звездочки. Татуировка шла по маленькому шрамику.
– Это от ножа, – сказала она.
– Тебя так приемные родители?
– Нет, я себя так сама у них на глазах. Та я еще дочка была.
– Но другой-то ты быть не умела.
Она кивнула.
– Ну и ладно. Я вообще-то про космос хочу. Про то, что на Луне гравитации нет, я там буду летать.
Алесь вот и здесь летает, только ты не знаешь, так я подумал.
– Клево, конечно. А есть что?
– Еду из тюбиков, конечно. Представляешь, можно прыгнуть в лунный кратер и не разбиться.
Прыгнуть и не разбиться – это вообще была ее мечта по жизни.
– Еще я бы побывала в черной дыре. Там даже нельзя умереть, ты как бы раздваиваешься, что ли. Я читала, но там все мутно. Вроде как даже бессмертие.
– Так то ад, наверное. А ты слышала, что в Кольской скважине были крики ада? Я как-то по Инету запись слушал, это жесть. Хотя больше похоже на метро в час пик.
– Ад и есть метро в час пик.
– Это точно.
– А ты в это веришь, ну, про Кольскую скважину?
– Не-а. Мой отец говорил, что это чушь, и ни один акустический микрофон там работать не смог бы. Да я и в ад не верю.
– И в метро в час пик.
Мы засмеялись. Она сказала:
– Из странных штук, я читала книжку про космос, и там было про то, что весь мир – звезды, галактики, планеты, астероиды там – это все только пять процентов от массы всего космоса. А остальное что такое? Этого вообще никто не знает. Темная материя.
– Может, ты узнаешь.
– Да придурок ты. Вот есть еще спиртовое облако, там тебе понравится, бухать ты любишь.
– Тогда возьми меня с собой в космос.
Я потянулся, вдохнул запах ее волос.
– А чем на Луне пахнет?
– Порохом вроде. А ты кем хочешь стать?
Я пожал плечами. Кем приведется. Ни о чем таком я не думал, ничего не представлял.
– Как получится.
– В судьбу, что ли, веришь, как Мэрвин?
– Да не особо. Просто мне нравится идея, что жизнь сама подкинет тебе решение.