Примерно раз в час он прогуливался вдоль реки, довольно пыхтя и наслаждаясь ревом и журчанием воды. Пришла весна, и река разлилась, наполняясь талой водой, устремившейся с Гор Меча высоко наверху. Но это было единственным вторжением надземного мира.
В туннелях царил приятный холод и мрак. Разумеется, здесь было не безопасно — клану Каменной Шахты приходилось иметь дело с паразитами вроде осквипов, кобольдов или дроу — но над головой его был потолок, а с обеих сторон — каменные стены, что дарило дворфу ощущение спокойствия. Этот мир так отличался от суеты и света, царивших наверху.
Эбенайзер докурил трубку и вытащил кремень и огниво, чтобы зажечь еще одну. Вспышка искры отразилась светом далеко впереди. Он шел откуда-то из бокового туннеля. Эбенайзер поджал губы и прищурился. Свет так глубоко под землей был странным явлением и, как правило, не сулил ничего хорошего. Любой, кто жил в туннелях мог отлично обходиться без него.
Пока все эти мысли мелькали в голове дворфа, из бокового коридора показалось три высоких тощих фигуры. Их изящные тела четко вырисовывались в свете факела. Эбенайзер сплюнул и пробормотал проклятие. Люди. Плохо уже то, что они явились на вершину горы. Но в дворфские шахты их никто не звал. Как они узнали об этих путях? Лишь нескольким из их рода было известно о существовании клана Каменной Шахты, и это была тесная группа людей.
Внезапно, Эбенайзер вспомнил долото, которое взял из гнезда осквипов. Вытащив инструмент из-за пояса, он изучил метку, вырезанную на рукояти. Да, оно принадлежало дяде, Хошапу. Вне всяких сомнений — это был знак Хошапа, большой, словно нос гнома. Но как грызуны смогли его утащить? Эбенайзер углубился в воспоминания, пытаясь вызвать образ мрачного рябого лица Хошапа, держащегося поодаль от свадебного торжества. Но ничего не вышло. Хошап не был создан для праздников, но он очень любил свадебный эль. Его отсутствие, в сочетании с фактом появления в туннелях людей, выглядело подозрительно, словно скопление грозовых туч.
— Камни! — снова выругался Эбенайзер.
Засунув долото за пояс, он последовал за тремя нарушителями спокойствия.
* * * * *
Алгоринд поспешил вернуться в Саммит Холл. Тело его брата-паладина было достойно укрыто и уложено на подстилку, которую Алгоринд соорудил из ветвей. Эта обязанность добавила времени его путешествию, и, когда юноша пришел к монастырским воротам, церемония посвящения уже началась.
Тьма окутала холмы, и песочного цвета камень внешних стен цитадели, казалось, растворялся в сумраке. Если бы не яркие огни, освещавшие часовню, в сочетании с собственными знаниями об этих местах, Алгоринд мог никогда не увидеть монастыря. Многие путешественники проходили мимо под взглядами часовых, даже не замечая крепости. Это казалось Алгоринду совершенно замечательным явлением, если учитывать огромные размеры строения.
Привратник, рослый юный паладин, который часто становился партнером Алгоринда в обучении, оглядел своего друга сверху донизу.
— Ты видел битву, — сказал он с непринужденной завистью в голосе.
— Орки.
Алгоринд показал всю незначительность своих противников, пожав плечами, и махнул рукой на соломенную подстилку.
— Напали на этого человека. И познали справедливость Тира. Но я не успел спасти этого храбреца.
— Я осмотрю брата. Ты можешь понадобиться в часовне.
Паладин стянул свой безупречно сине-белый плащ и передал его Алгоринду. Молодой человек с благодарностью принял помощь друга и быстро натянул новую одежду. Оба мужчины почти не отличались друг от друга размерами — оба были дюйма на два выше шести футов, а их тела были выточены постоянными тренировками с мечом, копьем или посохом. Алгоринд пригладил свои кудрявые, коротко подрезанные волосы, и поспешил к часовне, которая, вместе с полем для тренировок, занимала в жизни Саммит Холла центральное место.
Юноша остановился у арочного входа. Его братья пели — невероятно красивая песня, восхваляющая справедливость Тира и мужество молодых людей, избравших его путь. Значит, церемония почти подошла к концу.
Алгоринд ощутил разочарование. Он и прежде видел посвящение, и ничто не вдохновляло его так, как эта священная церемония. Это была его мечта. Вся его жизнь прошла в ожидании подобного момента. Каждое посвящение заставляло его почувствовать, что теперь он сам намного ближе к своей цели. Многое вело к этому моменту: годы тренировок с оружием, годы изучения религиозных обрядов, испытание паладина, проверка мукой, ночь бодрствования в часовне, ритуальное омовение и облачение в белую мантию и новый камзол. Обучение Алгоринда еще не закончилось, и он думал, что пройдет год или два, прежде, чем он будет допущен к испытанию паладина.