Терновая крепость

— Там оставил, его место там. Я все прибрал и почистил — шалаш, удочки, катушки, ружье. Искал второй сапог, но, конечно, не нашел. Вы когда приедете-то? Не сказал доктор?

— Да, наверное, через несколько дней.

— Ну и не беда — сейчас после града камыши все полегли, побило их сильно. Ну да через пару дней опять встанут. Патроны тоже отсырели, но я уже купил новые. Н-да, скверная выдалась погодка, что правда, то правда.

Матула говорил все это Кряжу, а смотрел на Дюлу, который снова заснул. Тогда старик тихо встал и кивнул Кряжу.

— Не будем мешать ему спать, — прошептал он и неслышно вышел из комнаты.

Кряж не понял, почему Матула так оберегал сон Дюлы, но после плотного завтрака не стал над этим задумываться. Он тоже заснул.

Еще не наступил полдень, когда Плотовщику сделали инъекцию пенициллина, но он этого даже не заметил. Ему было очень худо: он горел в жару и был почти без сознания.

— Конечно, если бы парнишка был покрепче, другой бы разговор, — сказал позже доктор в конторе. — А этого беднягу Кряжа не держите в постели: он практически здоров. Пусть его полечит тетушка Нанчи. У нее же имеются очень хорошие мази и рука набита на лечении болячек, ожогов и тому подобного.

— Ослаб бедный мальчик, — вздохнул Иштван, — если бы узнали его родители…

— А как они узнают? Надеюсь, ты не собираешься им писать. Не хватает мне еще тут истеричной мамаши! Через две недели ты сможешь передать своего племянничка на окончательное излечение Матуле. Старое доброе солнце, воздух и вода довершат дело. Нужно будет только следить за тем, чтобы он больше не простужался.

— В тот день, когда малец встанет на ноги, ты, Йошка, получишь поросенка.

— Хозяйства у меня нет, так что лучше зажарь его, а иначе что мне с ним делать? Разумеется, не ты сам — пусть Нанчи зажарит. А тогда ты пригласишь меня, и мы вместе с ребятами разделаемся с ним. Под вечер я еще раз зайду.

Когда доктор ушел, дядя Иштван вспомнил о своем обещании написать письмо сестре и рассказать ей о ее сыне. Наконец после долгой подготовки и тяжелых вздохов он засел за письмо.

Дорогой Акош и милая сестра!

Сообщаю вам, что я целиком и полностью доволен вашим сыном, а также и Кряжем. Мальчик крепнет — это утверждает доктор, которого я попросил осмотреть обоих ребят. («Что правда, то правда», — вздохнул агроном и закурил сигару.) Они занимаются математикой, а Дюла на прошлой неделе поймал огромного сома, поскольку я нет-нет да и пускаю их на реку, разумеется, под строгим надзором.

Вчера у нас был сильный град, и сейчас сыро и грязно, так что сегодня я велел ребятам оставаться дома. (И это правда!) Ничего, если они немного поваляются в постели. Сейчас я был у них в комнате, они целуют вас. («Чего бы, черт возьми, еще написать?»)

Нанчи потом пришлите чего-нибудь в подарок, платок или чулки, словом, что хотите. Она кормит ребят как на убой. Целую вас.

Иштван.

— Вот так, — проговорил он и заклеил конверт. — Опять эта паршивая сигара погасла!

Потом он тихо зашел к ребятам. Кряж крепко спал. Дюла беспокойно ворочался. Глаза у него были полуоткрыты, однако он не заметил дядю.

— Тетушка Нанчи, заглядывайте иногда к ребятам, — сказал Иштван, выйдя на кухню. — Кряж может встать, если хочет. Доктор говорит, что его теперь можно доверить вашему попечению — вашим целебным мазям.

— Он так и сказал?

— Разве я стал бы выдумывать? Я сейчас поеду на верхнюю пустошь, а оттуда… оттуда, только леший знает куда, К вечеру буду дома.

Лето же, какими бы тяжелыми ни были эти две недели, не останавливалось. А было действительно тяжело, особенно первые восемь дней. Прежде всего нашему славному Плотовщику, затем дяде Иштвану, Кряжу, тетушке Нанчи и доктору, потому что были такие моменты, когда Плотовщик чуть-чуть не отплыл в те неведомые воды, откуда никогда еще не возвращался ни один плот. Но, к счастью, на месте оказывался доктор, который снова и снова спасал Лайоша Дюлу, и в конце концов, на девятый день, наш Плотовщик глубоко вздохнул, затем крепко уснул, после чего проснулся уже без жара.

Свидетелем этого случайно оказался дядя Иштван.

А доктор, закончив вечерний визит, собрал инструменты и лекарства в чемоданчик и с облегчением перевел дух, словно борец после последней победной схватки.