Теплый берег

«Пусть нас простят товарищи за то, что мы снимали скрытой камерой. Такая съемка сейчас широко применяется в документальной кинематографии, чтобы не смущать людей, не мешать им делать свое дело, чтоб жизнь на экране сохранила свою естественность… Скрытой камерой сняты многие сцены, которые вы сегодня увидите…»

Они смотрели второй фильм — про наводнение. Сеанс кончился. Взволнованные, гордые вышли из зала. Они опять увидали кассу. В конце очереди за билетами стояли Мосолов, тетка Гриппа и Лев-Лев.

— Дед! — Лесь бросился к нему. — Мы видали! Там снят пещерный госпиталь и наша мама Аля…

— И про наводнение фильм видали! — перебил Вяч. — И как вертолеты людей с крыш снимали, и как нашего Колю…

— И тебя мы видали, Дед, прямо с Вассой… Киношники были там, а мы не заметили. Скрытой камерой, чтоб никому не мешать!..

— Мы еще на один сеанс пойдем, — сказал Вяч. — Самое главное, там меня показывают, на платане!

Люди перестали покупать билеты. Слушали, улыбаясь.

Очередь вдруг сказала многими голосами:

— Что ж вы в хвосте стоите? Мы пропустим. Пожалуйста.

— Благодарю, — твердо ответил Дед. И не ушел из последнего места в очереди.

И Мосолов не ушел. И тетка Гриппа тоже.

— Ну и зря, — не одобрил Колотыркин. — А нас даже по пропускам пустили, бесплатно. На самые лучшие места.

Дед насторожился:

— За какие заслуги?

— А мы сказали, что вы наш дед, а тетя Аля — наша мама.

Лесь круто обернулся к Вячу:

— Кому мы сказали? Когда?

У Деда брови встали свирепыми торчками. Его добрый нос грозно побагровел. А очередь, продвигаясь к кассе, оборачивалась на них, говорила:

— Несмышленыши… однако для себя сообразили…

Тут подошло время Деда, он протянул деньги в кассу и громко сказал:

— Пять билетов, пожалуйста. Троим взрослым и двум маленьким пройдохам. — Потом постучал в окно администратора: — Прошу извинить меня за поступок моих детей, — сказал он. — То есть как «ничего плохого»? Вы не правы, товарищ администратор! Люди воевали за их счастье, спрашивается — для чего? Чтоб пройдохами росли? Выклянчивали себе поблажки? — И, очень сердитый, не заметил, что билетерша впустила их всех пятерых в зал, без всякой очереди через боковую дверь.

Из кино все вместе пошли к маме Але на почту.

Висела дощечка «Закрыто на обед», но Лесь толкнул дверь, и она открылась. Сотрудницы и почтальоны сгрудились вокруг стола, где обычно посетители надписывают адреса и клеют конверты. Никто не обедал. Все окружили маму Алю. А она, уронив золотистую, растрепанную голову на стол, плакала.

Лесь бросился к ней:

— Не плачь! Ты еще не знаешь! Ты счастливая. Мы тебя в кино видели!

— Что случилось? — спросил ее Дед.

Сотрудницы и почтальоны стали отвечать все вместе:

— Ей удача… телеграмма из областного города… а она расстраивается… — и утирали ей щеки платочками.

Дед насильно поднял ее мокрое лицо.

— Какая телеграмма?

Мама Аля протянула закапанный бланк.

А. Н. Мымриковой. Поздравляем талантливым дебютом.

Для переговоров прилетаю 15. Директор киностудии Петросян.

— Так он же сегодня прилетает, — сказал Мосолов. — В котором часу?

— А я почем знаю? — сказала мама Аля. — Не для чего ему прилетать. Сняли меня потому, что я на мать похожа, и все. Нет во мне таланта. В актрисы не гожусь. Мне знаменитый артист Полудин объяснил…

А Лесь вспомнил давний ночной разговор с Дедом: хорошего человека можно убить несправедливым словом…

— Ты бы поменьше слушала того старого болтуна! — прервала тетка Гриппа. (Спасибо тебе, партизан Бутенко! Спасибо!)

Дед сказал твердо:

— Может, действительно кинематографисты в тебе ошиблись, Аля. Актриса должна уметь держать себя в узде, а не раскисать. Артисты под обстрелом на фронте выступали. Они умеют смеяться и петь, даже когда у них в душе горе. А ты не умеешь.

Как по волшебству, мама Аля перестала плакать.

— Умею.

— Умеет, — сказал Лесь.

Тогда она заметила, что сын стоит рядом, и прижалась к его лбу мокрой горящей щекой.

— А умеешь, так пойди умойся и немедленно стань красивой! — приказал Дед.

И только мама Аля вернулась умытая, с каплями на кольцах волос, дверь отворилась, и решительным шагом вошла седая женщина в клетчатом пиджаке, с сумкой на ремне через плечо. За ней — раскрасневшаяся Анна Петровна.

— Сюда, сюда, пожалуйста, — сказала Анна Петровна.

— Здравствуйте, девочки, — произнесла женщина гортанным голосом. Вытащила сигарету, сунула в рот, увидала надпись «У нас не курят!», сунула сигарету в карман и горячим, темным взглядом воззрилась на маму Алю. — Я вас сразу узнала, молодой человек, это вы.

— Она, она, — эхом повторили сотрудницы и почтальоны.

Петросян раскинула руки, заулыбалась лошадиными зубами и прижала маму Алю к своей клетчатой груди. И оказалось, что маленькая мама Аля — высокая, а директор Петросян — низкая.