- Не надо меня защищать, Анечка. Ты – самое дорогое, что у меня есть, не рискуй собой.
- Но ты – моя жизнь.
И слова вновь стали лишними.
…
В молчаливом своем разговоре они не замечали Митрофана, давно уже пытавшегося пристроиться под руку отца. Мальчишка грустно вздохнул. Ему показалось, что родителям больше никто и не нужен. Большая ладонь Штольмана охраняющим жестом лежала на животе Анны, губы касались её виска.
«Я им не нужен. Крошка в животике – наверное... Но не я».
- Папочка... – маленький призрак тронул отца за рукав.
- А я? Я помог?
- Конечно, малыш. Спасибо тебе, – тихо сказал Яков.
Затем он прижал палец к губам, призывая к молчанию, и даже не взглянул на Митю. Глаза Штольмана были прикованы к нежному лицу Анны. Веки её были сомкнуты, дыхание ровным – несмотря на все треволнения ночи и боль от содранной пулей кожи, Анна была похожа на спящего ангела.
Улыбнувшись, Яков прошептал: – Мой ангел-хранитель. Всегда рядом.
…
- А где Митя? – сонно спросила Анна, когда Штольман уложил ее на постель.
- Я ему книжку обещала дочитать. Почитаешь за меня, Яша?
- Конечно, милая. Спи.
Яков взял с полки книгу с картинками, вышел в коридор, негромко позвал сына. Но тот не откликнулся.
...
Чуть свет служитель местного прихода отпер часовню Ксении Петербургской, чтобы привести её в порядок перед новым днем, дарованным Господом. Осенил себя крестным знамением, обвел глазами скромное убранство.
И упал на колени, восторженно шепча: – Я верил! Верил! Боже, она мироточит!
С иконописных глаз иконы Божией Матери текли почти настоящие слезы.
====== Глава 25. Война ======
- Что, внучек, голову повесил? – бабушка Ангелина заметила мрачное настроение Митрофана, как и то, что с утра он торчал вместе с ней в городке на юге Франции, а не торопился, как обычно, в Петербург.
- Родители устали от твоей болтовни?
Ангелина почти попала в цель. До этого мальчишка крепился, держал лицо и ни разу не пожаловался, но тут его прорвало.
- Бабушка, я им не нужен! – рот его обиженно скривился.
- Они крошечку в животике мамы гладят и только о нем разговаривают, а еще – как друг друга любят! Про меня ни слова! Я им помогаю, помогаю, а папа только спасибо сказал! Что мне делать?
Геля ничего не ответила, хотя «крошечка» из уст Митрофана сказало ей больше, чем все остальное.
Спина мальчугана сгорбилась.
- Ничего не скажешь? Ничего не делать? А ты ведь обещала… Больше никому не буду верить, – прошептал он.
- И папе?
Услышав несвойственные маленькому призраку звуки, Ангелина обошла его кругом и поняла, что тот плачет.
- Ох, Трош, – покачала она головой. – Какой ты все-таки дуралей.
Ведунья взглянула в ближайшее будущее и, расплывшись в улыбке, ласково погладила мальчишку по светлым вихрам.
- Делай что хочешь, Митрофанушка. Ты сам все скоро увидишь.
- Ага, – произнес он неслышно. – Вот сделаю и увижу, насколько я нужен.
…
Темноволосый мальчуган потянулся за печеньем, и Марья Тимофеевна вздохнула, сидя за общим столом.
- Зачем ты его так коротко подстригла, Аннушка? У Димочки были такие чудесные кудри. Сладенький мой, держи, – она подвинула вазочку ближе к ребенку.
- Баба Маша! – фыркнул мальчик.
- Я не сладенький! И не девочка, чтобы кудряшки носить, я как папа!
Сидевший рядом Штольман хмыкнул, но на лице его появилась улыбка.
- Глупости. Таким красивым малышам, как ты, Дима, очень идут кудряшки. Аня, посмотри, у меня тут какой-то твердый шарик вылез, будто я кость сломала, – Миронова протянула дочери руку со вспухшим на запястье желваком.
- Вдруг… Ой, я даже боюсь это произносить.
Анна рассмотрела припухлость, покатала пальцами.
- Это гигрома, мама. Ничего страшного. Хочешь, я ее уберу?
- Я, я уберу!
Залезший с коленками на стул мальчишка вгляделся в руку бабушки. Увесистый справочник вдруг вылетел из рук старшего Миронова, резко хлопнул по желваку. Марья Тимофеевна взвизгнула. Виктор Иванович открыл рот. Штольман нахмурился и подозвал сына, а бабушка Маша растерянно произнесла: – А… А он исчез. И что это было?
- Гигрома же! – хихикнул мальчишка.
Петр Иванович погрозил внуку пальцем. Анна вздохнула, Яков покачал головой.
- Покажи руку, бабушка!
Рассмотрев ровное запястье, мальчик улыбнулся широкой улыбкой Штольмана.
- Получилось! Баба Геля вчера так и сказала: – Троша, говорит, ты сможешь стать врачом.
Он подбежал к отцу и обнял того за шею.
- Но я буду полицейским!
Анна открыла глаза и ошеломленно уставилась в потолок. Невероятно. Невозможно. Но… Сон был таким явным и подробным, что сомнений не оставалось – все это сбудется. Она попыталась понять, что же чувствует. Страх перед будущим? Точно нет. Опасение, что они не справятся? Разве что немного. Губы ее разъехались в широкой улыбке – это была радость. Радость, счастье и восторг переполняли ее, и их просто необходимо было разделить на двоих. Нет. Троих.
Яков спал, по обыкновению положив на неё тяжелую руку. Анна невесомо погладила крепкое плечо, с удовольствием вдохнула любимый запах.
«Собственник. Куда я денусь от тебя, Яша, ты же мой свет в окошке. Интересно, что ты скажешь? Спрошу, когда проснешься, не буду будить».