глаз цвета вороньего крыла смотрит с любопытством. На мужике черный кожаный
плащ до пят, на поясе – кобура. На груди – блестящий значок «Работник парковки
№56».
-Кто вы такие?
-Марина расскажет тебе, - пообещала женщина. – А меня зовут Букашка.
-Я Киркоров, - глухо отозвался одноглазый.
-Выпустите меня.
-Хорошо, Андрей, - мягко сказал Киркоров. – Но, чтобы выпустить тебя, мы
обязаны сковать тебе руки вот этим.
Он потряс в воздухе наручниками.
Кто эти люди и что может связывать их с Мариной? Запах сырости стал
запахом опасности.
-Попробуй только приблизиться, - пригрозил я. – Шею сверну.
-Ну вот, - искренне огорчился Киркоров. – Букашка, прочти ему.
Женщина откашлялась.
-
-Стой! – крикнул я. – Я согласен.
-Вот и ладушки, - усмехнулся Киркоров. – Тогда повернись и сложи руки за
спиной запястье к запястью.
Я выполнил указание. Передо мной встали Джунгли, железнодорожная
будка, костер, и Марина - ее задумчивые глаза и ровный голос, читающий
стихотворение бывших.
Прикосновение металла неприятно. Наручники защелкнулись. Я повернулся
лицом к решетке. Киркоров откинул полу плаща. На поясе у него помимо кобуры
висела связка ключей.
-Бука, светани.
Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.
Я скоро увижу Марину. Радость в душе сменилась холодом, таким же, как
холод наручников на запястьях. Что она сделала со мной? Я был игроком,
возможно, лучшим в Джунглях, я оберегал Теплую Птицу, и вдруг… Я здесь, за
решеткой, с этими странными людьми, и виновата во всем она. Скорее увидеть ее
- я должен знать, что истинно: то, что происходит со мной сейчас, либо то, что
случилось в доме, затерянном в Джунглях.
-Наконец – то.
Киркоров нашел ключ, вставил в замок. Ржавый скрип был сигналом
свободы. Как только решетка распахнулась, я ринулся вперед. Длинная нога
Киркорова преградила путь, я потерял равновесие и полетел на пол, носом - в
щербатый камень.
-Ты, ублюдок, - зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. – Еще одна такая
выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.
Единственный глаз этого человека полыхал такой яростью, что сомнений не
было, - да, вышибет.
-Поднимайся.
Букашка помогла мне встать на ноги.
-Эх, Андрей, - голос Киркорова снова стал миролюбивым. – На твоем месте
я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.
Букашка рассмеялась:
-Брешешь, Киркоров.
Ее смех мне понравился. Хороший смех.
-Почему вру? - возмутился одноглазый. – Я слыхал, что здесь сгноили
Ленина.
-Ленин помер на даче с золотыми перилами. И не от того, что его сгноили, а
потому, что впал в младенчество.
-Он из младенчества и не выходил. Тем более - на даче мог быть двойник
Ленина.
-Ты бы это ленинцам сказал….
Я слушал странный диалог, мало что понимая, и думал: не рвануть ли
вверх по коридору, пока на меня никто не смотрит.
-Ладно, хватит, - точно прочтя мои мысли, жестко сказал Киркоров. – Ты
вечно споришь, Букашка. Иди вперед, освещай дорогу. Андрей - за ней.
Женщина пожала плечами и, направив перед собой луч фонаря, пошла по
коридору. Я двинулся вслед. Тяжелые ботинки Киркорова застучали по
каменному полу за моей спиной.
Коридор узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, - кишка,
оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только
не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная человеческая нора…
На другой стороне кишки - противоположность камере - светлая зала. Как
это по-человечески! Из света – во тьму за какие-то секунды…
От электрического света я на мгновение ослеп.
Длинный стол из красного дерева, окруженный черными креслами. На
дальней стене – герб: золотой двуглавый орел. Посреди стола на листе металла
полыхает костер.
-Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, – крикнул кто – то.
Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой
сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях
детей и с изумлением уставился на него.
Но тут погасло электричество. Пока мои глаза привыкали к тусклому свету
костра, Киркоров сообщил:
-Учитель, мы привели дикого.
- Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, - голос мальчика был
не по-детски хриплым. – И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя.
Присаживайся, Андрей.
Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь,
похоже, все знали мое имя.
-Снимите с меня наручники, – сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых
отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.
-Сними.
Киркоров заколебался.
Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая
запястья, я примостился у стола.
-Меня зовут Христо, - представился мальчик.
Морщины на лбу, седина на висках. Но, особенно, - глаза: усталые,
равнодушные, холодно-мудрые... Как две бездонные пропасти. Нет, это не