Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

Дверь с лязгом закрылась.

-Ничего, скоро он принесет еду, и тогда я попробую еще раз.

Марина с презрением посмотрела на меня.

-Чего ты? – от бессилия я разозлился. – Вчера ты как будто была готова

достойно умереть вместе. Или жалеешь, что не приняла предложение Киркорова?

-Пошел ты.

Марина снова отвернулась к стене, чтобы пролежать так до самого вечера.

Вечером стрелок принес жратву, и я не заговорил с ним. Молча принял

миску. Марина из своей ниши сверкала глазами и тоже молчала, пережевывая

тварку.

Когда стрелок забрал посуду и направился к двери, нестерпимо, до дрожи,

захотелось крикнуть: «Постой!», но я не крикнул, провожая взглядом нашу

последнюю надежду на спасение. Погас свет, хлопнула дверь. Вот и все. Дальше

– только ночь и казнь.

-Упрямый осел, - раздался в темноте голос Марины (в нем не было злости -

только усталость).

Да, Марина. Я знаю.

Она снова заплакала, и я от бессилия снова прикусил свою руку.

Боль снимает боль. Одна боль убивает другую.

Кап-кап. Я представил, как ржавые капли разбиваются о камень. Одна

капля, другая, третья… Дыхание Марины ровное, тихое: спит. Кап-кап. В окошке -

несколько колючих морозных звездочек: значит, ночь. Капля набухает где-то на

потолке, становясь все грузнее, наконец, срывается, ударяется о пол – кап! -

разлетается на мельчайшие брызги. Тьма, ни зги не видно, но я-то знаю, что так

оно и есть.

Киркоров стоит перед вальяжно развалившимся в кресле отцом

Никодимом. На одном глазу певца Армии – черная повязка, на другом - нарост

запекшейся крови. У отца Никодима почему-то нет бороды, и он одет в халат

сотрудника ЯДИ прикрытия.

-Ты просрал испытание, непретендент. Стрелком тебе не бывать.

-Ваш крест, я не за тем пришел к вам. У меня есть информация,

которая может вас заинтересовать.

-Едва ли.

-Это касается возрожденцев.

Лицо отца Никодима вытягивается, становится серьезным.

Муть обволакивает говорящих, слышен только голос Киркорова:

-Я вижу всполохи, ваш крест. Они кричат мне, что я люблю петь, люблю

славу. И это правда. Резервация не вытравила из меня певца. Позвольте мне

служить вам, служить Армии тем, что я умею лучше всего.

Малышка, я твоя мышка,

Летучая мышка

И я тебя съем.

Счастье, зайка моя,

Лишь передышка

Единственная моя.

Пение Киркорова невыносимо. Замолчи.

-Андрей.

Светом отраженная,

Я твой зайчик.

-Андрей!

В тонком лунном сиянии – пятно лица. Широкого, как заходящее солнце.

-Шрам!

Гиганту-игроку, казалось, было тесно в промежутке между моей камерой и

камерой Марины.

Виднеющаяся из-под прорванной кофты мускулистая волосатая грудь

тяжело вздымалась, в уголках губ и на клочковатой бороде – засохшая слюна.

Глаза Шрама блестели.

-Андрей, я за тобой, – прошептал он.

Испуганно вскрикнула Марина.

Гигант, вздрогнув, обернулся.

-Марина, это Шрам, - поспешно сказал я. – Он пришел спасти нас. Шрам,

ключи у караульного.

-Хрен с ними, с ключами.

Игрок ухватился двумя руками за прутья решетки. На толстой, как ствол

дерева, шее вздулись извилистые вены.

Металл поддался богатырской силе, лязгнув, переломился. Я поспешил

скользнуть в образовавшуюся в решетке щель. Дьявол подери - свобода!

-Скорее, - поторопил я, и Шрам вцепился в решетку Марины. Девушка

смотрела на него во все глаза. Ну, еще бы, - такого м олодца не каждый день

увидишь.

Освобождение Марины стоило Шраму б ольших усилий. Казалось, ржавые

прутья вонзились в ладони, но гигант не замечал боли.

Шрам заскрипел зубами, свитер трещал на его спине. Лязгнуло железо, и

один из прутьев покинул паз, оставшись в руках игрока.

-Живей, Марина.

Я помог ей выбраться из клетки.

-За мной, - бросил Шрам, вытирая ладони о джинсы. Он направился к

двери, пригибаясь, чтобы не врезаться в притолоку.

В комнатке охраны горела лампочка, освещая навалившегося на

столешницу стрелка. Его голова была свернута могучими руками, направленные в

потолок стеклянные глаза отражали свет.

-Постой, Шрам.

Он обернулся. На широком раздвоенном лице - тревога, страх и

недовольство.

Быстро обшарив труп стрелка, я снял с него кобуру с пистолетом.

-Теперь пошли.

Ночной морозный воздух, коктейль из снежинок и звезд, хлынул в легкие.

До чего приятно! Может, стоило посидеть в застенке, чтобы испытать это?