Теодор и Бланш

Минут пятнадцать они занимались устранением нанесенного бурей ущерба, а потом улеглись каждый на свой матрас. Теодор задул свечку, накрыл девушку своим камзолом, как вчера, сам достал из-под своего изголовья другой — для себя, — пошутив: «Запрещаются одеяла, а про одежду ничего не говорилось», — и на чердаке воцарились темнота и тишина.

Минут через десять Теодор тихо спросил:

— Вы спите, сударыня?

— Нет… — шепнула она в ответ.

— Я хотел задать вам вопрос… но очень личный.

— Обещаю ответить.

— Вы любили кого-нибудь?

Повисло молчание. Наконец Бланш ответила.

— Да. Сейчас мое сердце свободно, да и вряд ли те увлечения можно назвать любовью. Теперь мне даже смешно вспоминать… Но тогда! Сколько было глупых девчоночьих переживаний!.. В первый раз я влюбилась в возрасте пяти лет в своего лорда, — она хихикнула. — Я жгуче завидовала женщине, с которой он жил… но, как оказалось, завидовать было нечему, а мое чувство угасло довольно скоро, после того как лорд жестоко и несправедливо поступил с моей семьей.

— А что он сделал?

— Думаю, об этом я расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас мне не хочется уклоняться от темы. Второй раз все было серьезнее и дольше. Мне было двенадцать лет, ему — семнадцать, он был сыном графского кучера. Я липла к нему до неприличия, надоедала самым бессовестным образом, жутко ревновала — а он только высмеивал меня!

— Вас?!

— Меня. Через три года он женился, его жена хорошенько оттаскала меня за волосы — после того, как я устроила сцену на свадьбе, — и после этого все мои чувства куда-то испарились.

— Правда?

— Ну конечно! В семнадцать лет мне вскружил голову какой-то бедный проезжий дворянин, уговаривавший бежать с ним. К счастью, я вовремя раскусила этого авантюриста и послала его подальше. Между прочим, открытым текстом!

Теодор звонко рассмеялся. Бланш вторила ему.

«Если лежать вот так в темноте, не видя его лица, а только слушая голос, можно представить сказочного принца… — думала девушка. — Такой замечательный, бархатный тембр… Наверняка герцог прекрасно поет… И, что ни говори, характер его очень изменился, а в уме ему и подавно не откажешь. Тед очаровательный мужчина… или может им быть! Да уж, умение очаровывать у него есть. Что есть, то есть!.. И не такие простушки, как я, попадались! Кто его знает? Я могу восхищаться им, но верить?! Никогда!»

— А вы, милорд? Вы любили?

Теодор задержал дыхание на миг.

— Нет… Никогда… Никого.

— А родителей?

— Увы, только себя… Или… да, маму. Когда умерла моя мать, я был еще очень мал. Я помню свою досаду на то, что никто уже не станет меня любить так, как она. Мне было так больно… я так обиделся на нее за то, что она оставила меня… и, может, неосознанно мстил всем женщинам, бросая их… Отец баловал меня, пытаясь заменить маму, но в итоге лишь испотачил, сделал эгоистом. Я был счастлив, стоя у его гроба — ведь я становился герцогом!

— Ужасно…

— Бланш, вы…

Уловив тревогу в голосе Теодора, Бланш поспешила успокоить его.

— Я понимаю, сейчас вы другой. Продолжайте. Теперь я осознала, почему вы содрогаетесь, вспоминая себя прежнего…

— Да мне больше и продолжать-то нечего… Бланш, когда любишь, что чувствуешь?..

— У каждого это по-своему, Теодор.

— Говорят, когда любишь, все сделаешь для любимого человека… И я убедился в этом, так как женщины не задумываясь отдавали мне свою честь, доказывая любовь.

— Это нечестно!

— Наверное… Правда ли, что даже жизнь можно отдать во имя любви?

— Правда…

— Странно… Что же нужно испытывать, чтоб так поступить?

— Наверное, не мыслить себя без одного-единственного человека. Понимать, что ничто в жизни уже не будет радовать, если он уйдет.

Теодор замер. «Тогда неужели я люблю тебя, Бланш?.. — мысленно спросил он. — Но ведь мы знакомы так мало!»

— А сколько времени нужно, чтобы полюбить?

Она засмеялась.

— О! От одного мгновения до многих лет… Любовь — это… нечто непредсказуемое! Вот ее нет — а вот уже есть! И непонятно, откуда взялась, за что вспыхнула… Так! Просто так… Любовь — огромное счастье, к которому иногда примешивается огромная боль. Но человек ни за что не захочет сам расстаться с ней, даже ради избавления от мук. Кажется, с ее уходом что-то теряешь, и мир уж не такой, как прежде…

«Не знаю, так ли это, — подумал Теодор. — Я еще не понял. Но то, что я не хотел бы изменить свое отношение к ней — верно. Все обрело новое звучание, новые краски. Это действительно огромное счастье!»

— Мне так хорошо рядом с вами, Бланш…

Она улыбнулась в темноте и не ответила. Вскоре под замковыми сводами раздавалось лишь мирное дыхание спящих, да где-то вдалеке резко крикнула ночная птица.

* * *

Теодор проснулся первым, но долгое время лежал не двигаясь, закинув руки за голову и с улыбкой глядя вверх. Мысли его были далеки от чердака, от замка, от населявшей его нечисти… Они кружили где-то там, где есть голубое небо и цветы, там, где поют соловьи и жаворонки. А еще Тед наслаждался близостью Бланш.