Найят яростно вырывается, но я, как в медотсеке цзы’дарийского лагеря, ни в чем себе не отказываю. Если получается пинаться и кусаться — счастлива. Шум вокруг нас звучит лаем собак, переходящим в визг. Мне оттаптывают ноги и толкают прочь. Только бы не упасть! Женщины хрупкие, но локти у них острые и хватка крепкая. На куски ведь разорвут! Маскировка пострадает.
Сагайдат вклинивается в драку и грубо приказывает всем успокоиться:
— А, ну, тихо, куры безмозглые! Киара, что у тебя?
Нож она и без вопросов видит, внимание других привлекает. Женщины снова визжат и расступаются. Имари совсем не по-королевски стоит на четвереньках, но и она теперь смотрит только на нож.
— Дарга! — зовет Сагайдат кого-то из коридора. — Неси веревку! Заходи уже. Можно.
Тощий и очень молодой лиенн бочком заходит в комнату. Молодой, потому что без бороды. На щеках легкий золотистый пушок. Глаза Дарга прячет, будто кадет, случайно оказавшийся в женской терме.
— Вот, Сагайдат-ирна, принес.
Он протягивает веревку, и с Найят падает оцепенение. Больше мне её не удержать.
— Это просто нож! Я ленту хотела отрезать!
— А заодно и горло кому-то проткнуть, — шипит мать Рагнара и поднимает ладонь с растопыренными пальцами. — Стой ровно! Дай мне руки!
Взгляда последней ведьмы Найят боится сильнее драки со мной. Воинственно вздернутый подбородок опускается, с плеч падают концы платка. Я готова поклясться, что дело не в статусе Сагайдат, а в голосе её хозяев. Низших. Из вдовы, будто залпом выпивают решимость убивать. Привязка тухнет, но не пропадает. Так и выглядит реализованной. По закону она виновна лишь в покушении, но эмоционально это не так. Говорят, между намерением и действием зияет пропасть. Не такая уж большая, как я вижу.
Сагайдат собирает пальцы щепотью, и вдова покорно поднимает руки перед собой. Свита благоговейно молчит, Дарга прячет глаза и лишь Имари требуются объяснения.
— Что здесь происходит? Это часть свадебного обряда, да? Вы мне распинались про священный смысл, переход в мир предков, превращение из девушки в женщину, как новое рождение. Буквально умереть нужно? Это ваш сакральный ритуал? Где Рагнар?
«Надо же, увидела нож и про мужа вспомнила» — проворчал Юрао.
— Тише, дитя, — перебила Сагайдат. — Ты цела и невредима.
— Благодаря Киаре! Моей служанке! Вы хотели забрать её? Не выйдет! Теперь я требую, чтобы она всегда была рядом.
— Ты не можешь требовать, — хмурится мать Рагнара. — Тебе ритуалом до свадебных клятв рот не положено открывать. Ты мертва. Радуйся, что не буквально. Останется при тебе служанка. Пока. А Найят пойдет со мной. Ты же хочешь возмездия для своей убийцы?
Имари высоко поднимает голову и молчит. Зря Сагайдат ставит её на место после покушения. Не тот момент. Имари еще помнит, как бросили бомбу рядом с её машиной, и чувствует себя среди врагов. Был шанс, если не подружиться, то хотя бы успокоить и показать, что есть те, кому можно доверять. Сагайдат решила иначе. Зря. Очень зря.
Свитницы испуганно жмутся друг к другу, как стайка птенцов. Они стоят белым островом напротив черного утеса Имари. Сильнее подчеркнуть, что она хуже проклятой, невозможно. Даже две ведьмы, одна убийца и безбородый мальчишка, не понимающий, куда себя деть, не подходят к ней близко. Имари в своем ощущении мира вокруг упала так низко, что её почти не разглядеть. Хуже служанки. Хуже всех.
— Идите, — пожимает она плечами и садится на табурет.
Сагайдат не смотрит на неё, и от этого пренебрежение еще острее. Не знаю, сколько раз Имари подумала: «Лучше бы я умерла». Я бы в кризисе подумала уже дважды. Нельзя её оставлять одну. Я чувствую так же остро, как до этого загадку Найят, и хочу помочь. Стыдно за то, что бросила её по дороге в деревню и никак не поддерживала. У правителей нет такого острого кризиса, как у мудрецов, но глупости и они совершать умеют. Особенно по молодости, и с ощущением, что жить больше незачем.
— Как разглядела-то? — шепчет Сагайдат с пустым взглядом.
В нем не больше разума, чем у застывшей рядом убийцы. Найят словно на поводке держат, хотя так и есть на самом деле. Мать Рагнара тоже слышит духов и многое может. Жаль, я не знаю, что именно.
— Предателя искала, — признаюсь вполголоса. — Я же обещала помочь.
— Хорошо, — монотонно цедит она, — так и продолжай, не забудь про ленты. Пойдем, Найят.
Ведьма наматывает на кулак невидимые нити, и пленница шагает вперед, будто дрон сдвигается с места. Веревка без толку болтается на запястьях, ее даже не затянули. Зачем Сагайдат велела её принести? Даргу хотела вызвать?
Мальчишка сам на цепи, только его не привязывал никто. Монолитно стоит у двери и фундаментально её охраняет. От важности момента едва дышит. Одет проще, чем обычно ходят лиенны. На поясе нет вышивки и рубашка из грубой ткани. Он, кстати, единственный мужчина, кто здесь без оружия, остальные не расстаются с томагами. Сын одного из кровников? Я не вижу красной родственной линии, его отца убили, и я уже лезу проверять, насколько давно.