— Никогда так больше не делай, — неожиданно ровно говорит безопасник. — Приказы не обсуждаются. Тем более приказы генерала.
— Знаю! — дергаюсь, сливая остатки раздражения, и тут же становится стыдно за это.
В маске и военном комбинезоне я больше не любимая женщина, а рядовой Тиберий, и права не имею так себя вести. Забываюсь, наивно мечтая, чтобы в военной операции все остались целы и невредимы. А так не бывает.
— Отвечай по Инструкции, — шипит Рэм, и я вытягиваю спину:
— Есть отвечать по Инструкции.
— Сядь, — выдыхает лысый стервятник и добавляет гораздо тише: — Приказ прозвучал, а уж как его выполнить — моя забота. Угомонись и больше не лезь под руку, без тебя тошно.
— Есть, — повторяю глухим эхом и плюхаюсь обратно на кушетку.
Не могу смотреть на будуар. За одной стеной полевой госпиталь и Публий с принцессой. За другой разъяренный генерал, уставший от предательств и готовый растерзать своих. А за третьей разведчик в браслетах, смиренно ожидающий допроса.
— Публий, это Рэм, — скрипит безопасник в рацию, — ты там живой? Выйди, разговор есть.
Крепче стискиваю зубы, чтобы не ругаться вслух. Дергать хирурга с операции себе может позволить только Рэм. Жду взрыва негодования из рации, но Публий коротко отвечает: «Иду», и отключается. Через четверть клепсидры как сказала бы Имари, военврач выбирается из госпиталя, устало снимая белую маску. И садится в кресло, откуда недавно встал Наилий.
— Где принцесса? — отрывисто спрашивает безопасник, а я замираю, прислушиваясь к тихому голосу Публия.
— Прооперировал, отдыхает. Третий препарат только подошел, остальные не брали. Трехслойную гименопластику делать не стал, половой акт был не так давно, остатки плевы сохранились. Их и зашил.
— Давай без подробностей, — одергивает Рэм и я впервые ему благодарна за резкость.
Выдержки не хватает считать операцию обычной и необходимой. Дикость, с какой стороны не посмотри. Мысли приходится насильно сбивать на другую тему. С Имари уже все в порядке, тут другие проблемы начинаются.
— Зачем звал тогда? — выпрямляет спину Публий.
Еще не злится, но уже говорит быстрее и громче.
— Мне нужна сыворотка линк-шаи-дор, — по слогам произносит Рэм.
— Кого допрашивать собрался?
— Остия по подозрению в предательстве.
Публий кривится и запускает руку в волосы. Дергает их нервно и вот-вот вспылит.
— Нет. Обходись привычными методами…
— Тьер, — стервятник закипает и рывком подается вперед, намертво сцепляя пальцы в замок. — Я четыре дня его мотать буду и ничего не добьюсь. Увечить не собираюсь, а иглы, воду и электрический ток Остий терпит профессионально. Отдай сыворотку!
Куда там. Столкнулись два упрямца, два столпа самоуверенности и вседозволенности.
— Нет, — медленно выцеживает Публий. — Именно потому, что профессиональный разведчик. Сыворотка хоть и заставляет говорить правду быстро и безболезненно, но необратимо нарушает некоторые процессы в мозге. Остий станет профнепригоден, а если он невиновен? Что-то я не помню четких подозрений на его счет.
Лысый стервятник молча оборачивается ко мне и склоняет голову на бок. Если сейчас хищно облизнется, будет как Друз Агриппа Гор. Я почти слышу высокий до фальцета голос генерала четвертой армии и крики ястребов над головой.
— Генерал приказал пытать, — усмехается Рэм. — Думаю, ему плевать на профпригодность Остия.
— Вот и пытай, — отрезает Публий. — Без линк-шаи-дор.
Рэм долго шевелит губами, подбирая слова. Давить будет? Угрожать? Бесполезно. Публий если уперся, сдвинуть его не легче, чем Наилия. Особенно, когда речь идет о здоровье. Переломы можно вылечить, порезы зашить, сожженную кожу пересадить, а поврежденный мозг — это навсегда.
— Чтоб тебе бабы давали, как ты мне сыворотку, — сдается Рэм и замолкает, пустым взглядом уставившись в стену.
Публий ворочается в кресле и трет лоб. Хоть и задавил соперника, а радоваться победе не хочется.
— Слушай, ну разведчиков действительно долго и нудно учат терпеть пытки. Их специально отбирают, чтобы болевой порог был как можно выше. Я заглядывал в генетическую карту к Остию, цифры впечатляют. Такой не расколется от физических страданий, так может с другой стороны зайти? Кошмарные видения, яркие галлюцинации?
Безопасник оживает, но вспышка в глазах быстро гаснет.
— Свежаком накачать? Так если он эйфорию поймает, толку от этого?
— Причем тут Шуи? — фыркает военврач. — Зря, что ли, с нами мудрец?
— Ты о чем, Назо?
Офицеры переглядываются и оборачиваются ко мне, а я вжимаю голову в плечи и мечтаю забиться под кушетку. Публий не щадит, выдавая главную тайну Медиума — моего духа.
— Тиберий, расскажи про Леха.
— Бездна, сыворотку в мозг жалко, — дергаюсь, не замечая, как повышаю голос. — А мертвый вождь племени каннибалов по-вашему для психики безвреден?
— От кошмаров еще никто с ума не сошел, — твердо говорит Публий и смотрит на меня внимательнее оборудования в медкапсуле.
Да, шизофреником Остий не станет, но спать на снотворном будет долго. Колеблюсь, оттягивая неизбежное, даже на кушетке отсаживаюсь дальше. Но лысый стервятник запускает когти в новую жертву и шансов вырваться у меня не много: