Тени Марса

— Я всегда говорил, что его следует отстранить от выполнения оперативных заданий. В его действиях слишком много эмоций. — При слове "эмоций" генерал едва подавил желание вызвать к себе майора на конфиденциальную беседу. Майор был эмоционален, ах, как эмоционален! И это нравилось генералу больше всего. Но его ранг, его положение не позволяло отпрыску фамилии Лопес опуститься до отношений с обыкновенным потомком слуг, выбившимся в офицеры. Хорошо, что майор умел держать язык за зубами, а то бы, несмотря на свое положение, генералу грозило немедленное снятие с должностей и разжалование до полковника, что неизбежно повлекло бы за собой потерю той ведущей роли, которую на протяжении уже нескольких веков играл род Лопес. Мысли, промелькнувшие в голове у генерала, заставили его на мгновение задуматься. Но он взял себя в руки и, придав своему лицу маску холодного равнодушия, добавил: — Гнев, злоба… Этот рок, терзающий нашу расу, должен искореняться любыми доступными способами. Сейчас мы ещё можем допустить выход гнева у отдельных представителей расы, если он, конечно, направлен в сторону людей. Но после окончательного захвата власти мы будем беспощадно избавляться от индивидуумов, не умеющих контролировать самого себя. Разве нам мало истории собственной планеты, когда в результате ссоры, вспыхнувшей во время званого ужина, была уничтожена большая часть расы? Только чудо и гений наших учёных помогли горстке храбрецов — наших предков долететь до Земли и затеряться в массе местного населения. Теперь, когда до заветной цели захвата власти на планете остались считанные годы, а может, и месяцы, а может, и дни, нельзя допустить, чтобы из-за излишнего интереса общественности наше присутствие на планете, наши грандиозные планы раскрылось. Тем более остро этот вопрос встаёт в связи с утечкой информации, допущенной нашим высшим руководством.

Генерал прикусил язык, внезапно осознав, что он ляпнул лишнее. Не стоило при Оберштайне отзываться подобным образом о руководстве. Тем более, что дискета была выкрадена аж из офиса самого канцлера. Чтобы как-то сгладить сказанное, он похлопал по плечу полковника, и уже не так громко, но очень отчётливо проговорил:

— Я должен был бы Вас уничтожить, но нам сейчас как никогда нужны специалисты Вашего класса, поэтому Вы, полковник, уйдёте отсюда и займётесь своим делом, но помните — следующая ошибка станет для Вас последней. — Он потёр рукой подбородок. — А Локтева — в расход.

Генерал замолчал, и Оберштайн понял, что гроза миновала, пока… Его Преосвященство не шутил, когда говорил о последствиях следующей ошибки…

Проводив Сергея, отец Никодим сел за компьютер и ещё раз проглядел переписанные с дискеты данные. Картина была ужасной. Зандры хотели сперва поработить землян, а впоследствии и уничтожить всех до последнего, введя в мозг программу управления и, обратив их в тупых биороботов, выполняющих любые прихоти своих новых хозяев. Даже закрыв глаза, взор генерала Ильченко видел миллионы концентрационных лагерей, паутиной колючей проволоки окутавших всю Землю. Даже планировавшееся полное уничтожение колоний на Марсе не казалось столь жестоким в сравнении с участью оставшихся в живых. Что толку быть в своей плоти и не иметь своих мыслей? Или ещё хуже — иметь их и не быть столь сильным, чтобы им противиться. Круг замкнулся. Смутные подозрения, терзавшие бывшего генерала, обрели чёткие очертания. Но беда оказалась гораздо ближе, чем предполагали самые скептически настроенные аналитики. Ни войны прошлого, ни Ново-Марсианское столкновение с забытыми монстрами исчезнувшей цивилизации не шли ни в какое сравнение с надвигающейся опасностью. Как справиться с ней, гибкий ум генерала пока не знал. Он встал, прошёлся по комнате, задумчиво почесал затылок и, вновь опустившись в кресло, уткнулся лицом в ладони. Оставалось лишь ждать.

Ганс Розберг Оберштайн крутанул руль и, заложив вираж над зданием полицейского управления, бросил свой взгляд на посадочную площадку, выискивая на ней свободное место. На сей раз на нём был коричневый шерстяной костюм, серая рубашка в клеточку, галстук немыслимой расцветки и коричневые туфли, оттенявшие светло-серые брюки. Одинаковый цвет одежды давно вышел из моды, и одеть пиджак одинакового цвета с брюками считалось признаком плохого тона. Но даже в этой одежде полковник выглядел весьма странно.