– Ничего, они тебе предназначались.
Мы ехали на том же Фольксвагене. В сумерках, на востоке появились первые звезды. Вскоре они начали рассыпаться по небу, а на выезде из города вовсе засияли как на полотне Ван Гога. Брат всю дорогу крутил “Coldplay” и мы подпевали. Он опустил все окна в машине. В лицо ударил порыв прохладного ветра. Я ощутил себя свободным. Та полная, неотъемлемая, присущая человеку свобода, о которой писал Толстой, переполняла меня.
– Матрос, – окликнула меня Молли, – знаешь, что я вспомнила?
– И что же?
Она обернулась ко мне. Ее губы приглушенного цвета выдержанного вина растянулись в улыбке.
– Твой рассказ. Помнишь, как надо давать ветру власть над своим телом?
– Конечно, – ответил я и высунул голову в окно.
Фонари менялись с невообразимой скоростью и создавали шоу из фейерверков. Я закрыл глаза. Высунулся до пояса и раскинул руки в стороны. Молли сделала то же самое.
– Я люблю жизнь! – закричал я во весь голос.
– Мои слова не трогай, – вмешался Сахи.
Он выглядел задумчивым, но глаза его блестели. Недолго думая, я выкрикнул:
– Я никогда не умру!
– А вот эта фраза мне больше нравится, – засмеялся брат. – Я передумал. Давай обменяемся.
– Мы никогда не угаснем в воспоминаниях друг друга, – добавила Молли едва слышным голосом.
– Вы издеваетесь! Сразу видно книголюбов.
Мы с Молли заговорщически захихикали.
– Я все же никогда не умру! – крикнул брат громче всех и крепко поцеловал Молли, не обращая внимания на дорогу, и заставил меня переволноваться.
Мы приехали. Место располагалось на загородных холмах, откуда можно увидеть город целиком.
– Это любимое место Молли, – сказал брат, вытаскивая продукты из багажника.
Я посмотрел на нее. Она стояла возле машины, распустив темные кудри. Ее платье цвета ромашковых лепестков прекрасно смотрелось на ней. Ее ноги в крошечных босоножках пританцовывали, хоть и не было музыки. Я подошел и спросил:
– Откуда ты знаешь о таком месте?
– Родители привозили меня сюда, когда я была маленькой, – ответила Молли и замолчала на миг. – Когда все было хорошо…
Ее брови и ресницы цвета темнейшей ночи опустились. Но она не была из тех, кто мучает себя бесконечными размышлениями. Тут же пришла в себя и добавила:
– Привыкай, Матрос. Со мной ты всегда найдешь приключения.
Мы расположились на самой высокой точке холма, где ничто не могло спрятаться от нашего взора. Я помог Молли накрыть скатерть и разложить еду, брат разжег костер. Наше застолье освещало, кроме слабого огонька костра, огромная люстра в виде луны и маленькие светящиеся лампочки в виде бесчисленных звезд. Мы были у себя дома. Безоблачное ночное небо было нашим потолком, холмы нашими спальными комнатами, моря и океаны были нашими ваннами, города гостевыми, а все люди на планете были частью одной большой семьи.
– У меня есть песня как раз для такой вылазки, – Молли сорвалась с места и побежала в сторону машины. – Тебе она понравится. Песня Грегори Алана Исакова – “If I go, I’m going”.
– Не сомневаюсь, – ответил я.
This house
She’s holding secrets
I got my change behind the bed
In a coffee can
Throw my nickels in
Just in case I have to leave
Молли подпевала и не сфальшивила ни одной ноты. Она витала, кружилась, резала воздух изящными движениями и напоминала балерин в своем белоснежном платьице.
And I will go If you ask me to
I will stay if you dare
And if I go, I’m going’ shameless
I’ll let my hunger take me there
– Знаешь, если бы ты родилась парнем, мы бы стали лучшими друзьями, – сказал я, дослушав песню.
– Нет уж, лучше бы ты родился девушкой, – был ее незамедлительный ответ.
– Если бы ты была парнем, мы бы даже не дружили, – добавил брат. – Я влюбился в тебя, потому что ты так не похожа на меня, а разные люди редко дружат.
Он смотрел на нее задумчивым, но в то же время нежным взглядом. Я спросил:
– А как же мы с Аскаром?
– Вы-то, два задрота, как раз два сапога пара, – ответил он и расхохотался.
– Ты прав, – обратилась Молли к нему. – Ты бы меня ненавидел, потому что я бы забрала у тебя всех девушек.
Брат поцеловал ее дрожащие от смеха губы и направился к машине.
– Пришла очередь моих песен.
Он вставил диск. Заиграли первые ноты.
– О, мы же вчера эту песню слушали, – обрадовалась Молли. – Обожаю Сплин.
– Хотел Цоя поставить, но в такую ночь Сплин больше подходит.
Волна бежит на этот берег, – теперь они вдвоем подпевали.
Волна бежит и что-то бредит,
И звезды падают за ворот,
И ковш на небе перевернут,
Молли скинула босоножки и залезла на крышу машины. Сахи не смог ее остановить, она уже находилась в плену у музыки.
– Дядя меня убьет, – сказал брат, держась за голову.
– Не бойся, мне он ничего не скажет, – смеялась Молли.
Еще глоток и мы горим на раз-два-три.
Потом не жди и не тоскуй.
Гори огнем, твой третий Рим,
– Лови мой ритм, Матрос, – кричала Молли и махала руками.
Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, танцуй.
В такое время мир представлялся другим, более привлекательным, чем в любое другое время суток. Улицы, озаренные светом тысяч фонарей и фар, отсюда казались творением рук гениального художника, и походили на корабли, плывущие по невидимому мрачному морю.