«И ты послушаешься?»
«С удовольствием, но как? Когда в моих способностях заинтересован не только император, но и Эвгуст?»
Наш маленький диалог пришлось прервать, принц Артур решил почтить меня своим вниманием.
– Случайно не моя любимая жена заставила вас нахмуриться, принцесса? – любезно осведомился принц. В руках у родственника Мариэллы были два бокала с белым вином. – О чем призадумалась, сестренка?
– Ни о чем таком, что может заинтересовать ваше высочество.
– Кто знает? Может, ошибаешься? И все твои мысли и тайны представляют для меня особый интерес? Например, почему Звездный венец признал тебя хозяйкой?
Принц, невесело улыбаясь, протянул бокал – я потянулась за вином, но прежде, чем сделать глоток, поинтересовалась:
– Яд? Или просто плюнул?
Артур ошарашенно посмотрел в мои серьезные глаза, потом перевел взгляд на Звездный венец в волосах.
– С твоей защитой только хороший яд портить, – пожал плечами давний враг. – Как тебе удалось обмануть венец? Или тебе помогли? Ладно, и так ясно, что без вмешательства Эвгуста не обошлось. Счет в твою пользу, кузина. Но знай, в следующей игре я так просто победу не отдам.
Мне хотелось сказать, что я отнюдь не играю. Я живу. И если в случае проигрыша он теряет сомнительную честь быть регентом, то я – жизнь. Но принц не поверит, так зачем пытаться? Разве он может понять, что кто-то согласился подменить принцессу не ради денег, временных почестей и славы, а из-за того, что страшно? Нет, Артуру не понять.
«Ты так и не рассказала, почему согласилась стать двойником принцессы Севера», – мягко напомнил Грэм.
«Прости, не сейчас. Неподходящее место для откровенности».
Прошлое отозвалось тягучей болью внутри. Настроение бала резко отличалось от моего. Веселая музыка, беззаботный смех, яркий свет и блеск драгоценностей раздражали. Хотелось оставить беспечных гостей, удалиться в свои апартаменты и тихонько заскулить. Заскулить то ли от обиды на прошлое, то ли от облегчения, что снова осталась жива. Пора лечить нервы травкой, вот окажусь в своих покоях – сразу заварю огромную чашку успокаивающего чая…
Живое воплощение высокомерия, император Константин, окутанный пряным облаком духов, соизволил приблизиться ко мне и покровительственно улыбнулся.
– Наша прекрасная дочь, я сегодня горжусь вами, как никогда ранее, – произнес он, растягивая губы в фальшивой улыбке. – Конечно, у меня не было сомнений в том, что дитя Лелии достойно взойти на трон. Но ведь всегда приятно, когда и другие видят подтверждение твоей веры?
Император протянул согнутую в локте руку, я опустила ладонь на приятную шелковистость ткани. Когда мы оказались в центре Изумрудного зала, музыканты заиграли пронзительно-грустную мелодию, величественную в своей скорби. Музыку, звучащую, когда прощаешься с дорогими людьми, отправляя их в путь за Последнюю Грань, когда заканчивается один этап и впереди маячит неизвестность. Песнь прощания и перемен появилась в те времена, когда Межграничье сотрясала самая длинная война в истории – Вторая война пепла.
«Папочка» уверенно вел в танце. На его лице застыла нежная отеческая улыбка. Но я-то знаю, как нелегко ему приходилось. Несколько десятков лет назад императрица подписала мирный договор с расой меняющих лик, но ее муж расторгнул его сразу после ее смерти. Я не знаю, за что он не любит хэмеллов, меня он возненавидел в первые же мгновения нашего знакомства.
Шесть лет назад Тристан проводил меня в покои императора, а так как тот задерживался, я успела хорошенько оглядеться. Увидев портрет императрицы Лелии в полный рост, я замерла перед ней на долгие минуты. Она была так прекрасна и так похожа, словно близнец, на мою воспитательницу Регину. Впрочем, что тут удивляться, раз они родные сестры? Такие же невероятно синие глаза, нежные губы, черные, слегка вьющиеся волосы и удивительно белая кожа. Единственное отличие – у императрицы была очаровательная родинка на упрямом подбородке. Ее-то я и добавила к своему облику. Я наивно посчитала, что будущий работодатель должен сразу увидеть мои способности и умение подмечать детали. Вот только я не ожидала странного взгляда: восторг, неверие, понимание, горечь и, наконец, гнев… Чувства быстро сменяли друг друга, пока император не взорвался в бешеном крике.
Если бы не щит, выставленный Тристаном, оскорбленный император «стальным кулаком» раскатал бы малолетнюю дуру в лепешку. И не пришлось бы мне мучиться шесть долгих лет, живя чужой жизнью.
Танец закончился. Мы стояли в пустом центре зала, и рука императора крепко сжимала мою. Так крепко, что впору было зашипеть от боли. Можно понять этого несчастного человека: при встрече я оскорбила его, приняв облик жены, а потом шесть лет мозолила глаза внешностью дочери. Могла бы понять. Если бы он принял тот факт, что я не виновата в его несчастьях: ни в смерти жены, ни в покушениях на единственную дочь.
Император обвел холодным взглядом подданных, иноземных гостей и громко сообщил:
– Завтра, когда наступит полдень, Храм всех богов откроет двери для претендентов в спутники моей дочери.