Tempus

Стоило им выйти, Мэтью привычно отъехал в сторону, где стояли все остальные кучера со своими экипажами. Сегодня, видимо, был большой бал, – он насчитал порядка двадцати экипажей. Юноша кивнул остальным кучерам, увидев несколько знакомых лиц, но те лишь кисло осклабились – еще бы, в прошлый раз он обчистил их подчистую. Он-то надеялся, что пройдет еще пару недель до следующей встречи, когда воспоминания о проигрыше несколько поблекнут, ведь сегодня ему здесь явно были не рады. Это означало, что никаких карт сегодня вечером не намечалось, и вперед его ждало лишь утомительное ожидание в одиночестве или праздном разговоре с другими кучерами, которые его не слишком привечали: он не пил, не курил самокрутки из ужаснейшего табака, которым был любимым у кучеров, да еще и мухлевал в карты. Одним словом, совершенно не вписывался.

Поэтому Мэтью решил даже не утруждать себя попыткой завязать разговор и предпочел проникнуть на задний двор поместья в сад, чтобы там посидеть в одиночестве и темноте, невидимый для остальных. Сегодня они приехали на бал к какому-то далекому родственнику королевской семьи, который любил жить праздно и красиво и часто устраивал балы и танцы. Его поместье стояло на огромной территории, окруженной большим парком с вековыми раскидистыми деревьями и даже небольшим зеленым лабиринтом. Крадясь мимо окон бального зала, он невольно заглянул внутрь из темноты, и его кольнула зависть: в красивых тяжелых платьях женщины болтали, прикрывая губы веерами, мужчины в сюртуках о чем-то жарко спорили, держа бокалы в руках, а по начищенному паркету изящно скользили пары. Вся эта сцена, освещенная по первому слову моды не газом, а электричеством, украшенная живыми цветами и каким-то блеском богатства, заставила его на мгновение забыть о собственной убогой жизни. Он, словно зачарованный, смотрел, как кружатся в танце молодые барышни, и невольно шагнул ближе к окну. Кто-то с той стороны подошел к тяжелым портьерам, и он очнулся, отпрянув во тьму. Юноша с тоской посмотрел на свои одежды – нет, они не были старыми и очень ветхими, но обладали плохим качеством и были довольно поношенными. На его ногах были старые сапоги с потрепанными голенищами и стоптанными пятками из-за того, что ему постоянно приходилось забираться на колки и спрыгивать.

Мэтью тряхнул головой, прогоняя наваждение. Ему это никогда не снилось и никогда не хотелось. Он не стремился к богатству и войти в элиту Лондона, но иллюзия света, когда он стоял во тьме, невольно заставила его вздрогнуть. Он продолжил свой путь. По крайней мере, он достаточно показал жизни, что лучше к ней приспособлен, а ведь он был даже не из этого времени! А эти люди – отними у них богатство, и они окажутся совершенно беспомощны перед суровой реальностью, ведь им никогда не приходилось драться за кусок хлеба и воровать кошельки. Когда-то они и сами были теми, у кого он был не прочь стащить пару шиллингов.

Он зашел в глубину сада, где его никто бы не смог увидеть из гостей и отругать за подобную вольность, улегся на траву и уставился в небо, попыхивая своей трубкой (последнее было несколько рискованно, но он надеялся, что сейчас еще слишком рано, чтобы гости отправились на свои прогулки по саду, ведь каждый знал, чем занимается пара молодых людей в саду, скрытые от глаз маменек). Достав одной рукой из-за пазухи подвеску, он провел пальцем по чешуйчатой поверхности, глядя на нее в тусклом свете ночи.

– Что же мне делать… – задумчиво протянул он, вглядываясь в зеленые глаза змеи, которые сейчас казались черными. Впервые за восемь лет у него был шанс – настоящий шанс! – разобраться, что здесь происходит и вернуться домой, но ему приходилось играть по правилам XIX века. Он не мог просто подойти к вдове и попросить рассказать про брошь, потому что это было против правил приличий. Он не мог купить у нее украшение или заставить признаться, откуда она у нее, потому что, опять-таки, это было против правил приличий! Он не мог даже остаться с ней наедине, потому что это было самое грубое нарушение правил приличий. К тому же, он не какой-то джентльмен, который навещает знакомую даму за чашечкой чая в гостиной, нет, он обычная прислуга, которая должна смотреть в пол и делать то, что ей велено. Впрочем, навещать знакомых дам было тоже против правил (хотя Зонко это, например, не слишком смущало, правда, здесь скорее следовало спросить, что вообще его смущало). В пуританской Англии было столько правил, что у Мэтью порой шла кругом голове. Можно даже сказать, что ему повезло вырасти в Ист-Энде – простому люду не приходилось переживать о том, что у кого-то сползла перчатка на руке и обнажила кожу, не приходилось фальшиво улыбаться на колкости и обсуждать чью-то целомудренность из-за того, что этого человека заметили с человеком другого пола и – о боже – они не связаны браком!