Темп

Они определенно все имели под рукой: когда двое понимают друг друга, совсем не нужно отправляться на поиски чего бы то ни было или мечтать о налете на бар. Все шло между ними так гладко с самого начала, что она сразу же согласилась, и Араму не пришлось повторять предложения. Бутерброды с салями, очевидно, жгли небо.

Войдя к Араму, Ретна не сделала никакого замечания по поводу царящего в обеих комнатах беспорядка. Больше похоже на холостяцкую квартиру, разворошенную гостиничными крысами, чем на нормальный люксовый номер. Когда он прибывал в одну из своих гаваней, то всегда открывал шкафы, вываливая их содержимое на пол, и приступал к генеральной разборке: одежда, про которую он не мог вспомнить, носил ли ее когда-нибудь, всякие подозрительные вещицы, от которых он тотчас же избавлялся, фотографии, которые рвал, письма, которые некогда забыл распечатать, чековые книжки, вероятно уже не имеющие покрытия. Порой в этом рифовом море всплывал какой-либо необычный предмет, вызывая у его владельца улыбку.

— Нет, спиртного не надо, — сказала она. — Грейпфрутовый сок, если у вас есть.

Он налил ей сока, пока она, раздвинув прозрачные шторы, пыталась разглядеть что-нибудь снаружи.

— Еще темно, — сказала она. Теперь она сидела на диване и спокойно пила свой фруктовый сок.

— Еще?

— Еще.

Арам снова наполнил ее стакан.

— Вы знаете, так пить хочется.

Это «вы знаете» прозвучало с некоторым ударением.

— Наверное, ваши тосты были солеными?

— Не больше, чем обычно, просто я люблю соки.

Внезапно уголки ее глаз засветились лукавой улыбкой.

— Вы знаете, мне ведь известно, кто вы такой: вы друг Орландини. Трудно было не заметить вас двоих…

— Вы были в «Гиге»?

Он спросил себя, не из числа ли она тех девушек, что не спускали с Орландини глаз.

— Скажите, у здешних девушек нет других занятий, кроме как пялить глаза на стариков?

Однако она точным ударом послала мяч обратно.

— Я смотрела только на вас… — сказала она без обиняков. Потом помолчала, чтобы дать ему время подумать над этим признанием и задать себе вопрос, причисляет ли она его к категории «стариков», неосторожно предложенной им самим, или же, наоборот, оставляет в резерве под более привлекательным обозначением. Потом внезапно, внося сразу уточнение в то, что Арам мог бы принять за знак поощрения, за нечто вроде предзнаменования решающей фазы:

— Да, я на вас смотрела… он вам слова не давал вставить. С ним всегда так. Какой темперамент! Вы, должно быть, ужасно устали.

— Вы, наверное, ожидали, что я упаду в обморок, — не смог он удержаться от замечания, несколько выведенный из равновесия этим приемом косвенной атаки.

— Его репутация и его легенда, — продолжала она. — Как их отличить? Я думаю, что он предпочитает свою легенду. Ему плевать на похвалы, адресуемые ему как врачу. Но не на то, о чем все шушукаются…

— Немного переоценивают, вы хотите сказать?

— Да нет… что он еще вполне на уровне в постели!

Она сказала это так, как будто это был один из элементов местного фольклора. Чтобы не остаться в долгу, чтобы не показаться стеснительным, робким, он поддержал эту тему:

— Он всегда был на высоком уровне в этой области своей деятельности.

Была ли у нее заложена в характере, как бы свыше, какая-то способность озадачивать людей либо же она делала все от нее зависящее, чтобы показаться таковой и играть в эту игру?

— Должна все-таки вас покинуть…

Она встала, но теперь уже как какая-нибудь чинная жена, которая дает понять, что пора уходить и прощается с хозяином:

— Спасибо за гостеприимство.

— Останьтесь, — произнес он.

Потом, не зная, как обосновать это требование:

— А почему Родос?

— Потому что это самое дешевое. Да! Разумеется, побывать в Турции… или в Египте. Вот-вот! В Египте… Сфинкс… экскурсия по Нилу!.. Я как-то почти об этом не думала.

Она была уже около двери, спокойно выдерживая внимательный взгляд Арама. Кроме того, что она умеет плавать кролем и обращаться с электротостером для изготовления хрустящих бутербродов, он не знал о ней ровным счетом ничего. Однако сейчас он и не испытывал потребности знать о ней больше. Больше того, что можно было уловить с первого взгляда: нежелание усложнять себе жизнь, манера высказывать то, что приходит на ум, и привычка плыть по течению, пытаясь влиять на события. Пожалуй, он был не в состоянии составить о ней никакого определенного, даже самого общего, суждения и одновременно чувствовал, что не может оторвать от нее глаз, что, даже если бы закрыл их, продолжал бы ее видеть.

— Забавно все-таки… — начал он, но тут же замолчал.

Он споткнулся о ее улыбку, о ее избыток здоровья.

А если и было что-то забавное в создавшейся таким образом ситуации, так это то, что им удалось пробыть вместе все это время — час или больше — и не сказать друг другу ничего существенного либо серьезного, чего-то такого, что раскрыло бы их друг другу.

— Пообедаем вместе завтра.

— Невозможно, — сказала она.

— Шинкер?

— Если вам угодно.

Однако она рассмеялась, словно стремясь показать, что для нее ничто не имело существенного значения, ни то, что она говорила, ни то, что умалчивала.