Он встал с узенького своего, вдовьего дивана, подошел к стене. Там, чудовищно углубясь в бетонный массив, царил и властвовал огромный сейф. Чубакка набрал сложный шифр из 64 символов, которые описывали все возможные состояния во вселенной, приложил к сканеру пальцы, тот распознал отпечатки, и тяжелая дверь, которую не пробить было танковым снарядом, отъехала в сторону.
Он дрогнул и замер, не веря глазам…
Хранилище изначальной энергии было осквернено. Нет, сама энергия никуда не делась, лежала толстыми пачками зеленой материи, в которую обратилась по закону Ломоносова – Лавуазье, ласкала глаз, ластилась, звала. Но Чубакку было не обмануть – кто-то надругался над святыней, запятнал ее, загадил, опоганил. И хоть внешне все было в порядке, но он чувствовал неладное кожным зрением, нюхом, третьим глазом, он не мог ошибиться, не мог!
Чубакка отступил на шаг. Теперь можно было обозреть сейф и его содержимое целиком, не переводя глаз. И он тут же увидел физическое доказательство поругания: в нижнем левом углу лежал маленький желтый стикер. Чубакка протянул руку, чтобы выбросить, растоптать, уничтожить, но тут же и застыл на месте. Стикер мог быть отравлен, мог быть заражен, мог исторгать радиацию… Надо было вызвать охрану, спецслужбы… Но если вызвать, то все увидят его тайну тайн, он будет ходить, как голый среди них. Нет, нельзя, придется все делать самому.
Чубакка надел на руки серые перчатки из тончайшей рыбьей кожи, брезгливо взял стикер, понес было к унитазу – топить, но увидел фиолетовые закорючки на обратной стороне. Поднес к глазам, прочитал торопливые каракули:
«Еще не поздно!»
И грозная подпись – «Орден».
У Чубакки дрогнула нижняя челюсть. Достали все-таки!
Левой, дрожащей рукой он вытащил из кармана зажигалку из белого и розового золота Ligne 5 Prestige Collection, щелкнул ею, извлек язычок пламени, поднес к стикеру, поджег. Держал, не чувствуя жара непроницаемой рыбьей кожей, пока все не обратилось в черный, серый пепел, не посыпалось и не растворилось в воздухе.
Опоганенную перчатку и зажигалку заодно он выбросил в ведро, вернулся к сейфу, осмотрел со всех сторон. Да, явились, да, достали. Но кто, как?
Он позвонил на пульт охраны, вызвал начальника смены. Тот пришел небритый, припухший, клялся, что в апартаменты никто не входил, да никого бы и не впустили, кроме триумвиров. Чубакка не выдержал, сорвался, закричал:
– Соображаешь, что говоришь? По-твоему, это Хабанера мне сейф взломал? Или, может, Мышастый? Или, того не лучше, базилевс у меня тут шарился?
Начальник смены посерел от ужаса, вытянулся во фрунт, стоял, как каменный, губы шевелились слабыми червяками:
– Никак нет, ваше высокопревосходительство, базилевса бы не допустили, инструкцию помним…
– Записи, – рявкнул Чубакка, – с видеокамер!
Но на видео тоже не было никого чужого. Но откуда же взялись кощунники и святотатцы? Пробрались через крышу? Нет, исключено: залезть незаметно на сто двенадцатый этаж не смог бы и человек-паук. Сбросили с вертолета? Тоже нет, вертолет сбили бы зенитками. Так что, письмо само появилось в сейфе вопреки законам физики? Или правду говорят об Ордене шепотом, что работают на него могущественные маги и невидимки?
Но Чубакка не верил в сверхъестественное, даже, как уже говорилось, и в самого кадавра-то не очень, не говоря уже про каких-то идиотских невидимок. Он вытребовал к себе всю смену охраны: кроме начальника – еще пятерых. После пяти минут допроса один из них – кучерявый, губастенький, бестолковый, как херувим, – вспомнил, что пару часов назад из апартаментов выходила Настя. Но ведь Настя не в счет, она всегда приходит и уходит, и никто никогда ее не видит. Или нет?
Чубакка сморщился, как от зубной боли.
Ну конечно, Настя. Почему он не подумал, ведь на нее первую должно было упасть подозрение. Должно было, но не упало. И он прекрасно знал, почему так…
Настя появилась у него совсем случайно. Был очередной закрытый чемпионат мира по гимнастике, тот самый, где окружение базилевса, все более-менее приближенные или желающие приблизиться выбирают себе девушек для утех, девушек, тщательно отсортированных и подготовленных самой Хелечкой. Чубакка мало интересовался продажным спортом, но не ходить на чемпионаты не мог – и без того над ним смеялись и Мышастый, и Хабанера. Ты, говорили, странный какой-то, подозрительный, не той масти, наверное. Он скалился в ответ, отшучивался, что масть у него самая правильная, рыжая…
Конечно, триумвиры смеялись по-доброму, по-товарищески, но все равно было неприятно. Он отлично знал, как переменчива судьба и за то, о чем шутят сегодня по-товарищески, завтра уже могут спросить на полном серьезе.
Поэтому он и ходил время от времени на чемпионаты, одолевал брезгливость, изображал интерес, которого не было, не могло быть на таких условиях.