Темноводье

А Ерофей Павлович, после мрачных месяцев «странной войны», благоденствовал. Презрительно игнорируя страдающих поляковцев, он снова запустил производство хмельного, щедро переводя ценное зерно. Сам пил и другим давал. В долг, конечно. Основная масса отряда также бездельничала. В лес за мехом ушли промысловики, у которых имелось свое оружие. Группы служилых время от времени уходили искать зимние дорог, по которым добирались до новых гиляцких родов, чтобы обложить их ясаком. А в остальном лагерь казаков накрыло разлагающее безделье.

Санька смотрел на это с тоской, силился понять, как ему всё исправить… И мыслей не было. Лучшее, что он смог по итогу придумать: это активно помогать поляковцам в обустройстве. Может, так в них чуть меньше ненависти останется, когда придет время кляузы писать… Да и за свою шубу грех искупить хотелось. А то не по-пацански выходило.

— Сашко Дурной, — без обиняков подошел он с топором к группе «воров», которые выжигали костер на промерзшей земле, чтобы рыть землянку.

— Ты не толмач Ярков? — насупился остроносый казак, глядя на чужака.

— Толмач, — кивнул Санька. — Но я свой собственный. Меня на конец лета в реке нашли. А могли и вы подобрать…

— Эвон, — вздел брови остроносый и протянул руку. — Тютя я. Митька.

Следующая ладонь была такой огромной, что могла бы человека за голову ухватить.

— Рыта Мезенец, — сиплым нездоровым голосом представился мужик. Сам он был не особо и здоровый, но «грабли» у него оказалиь несопоставимого размера!

В короткой беседе выяснилось, что Рыта даже не был должником Хабарова, хоть, и служилый.

— Ты ж уразумей, как воно было в Банбулаевом городке-то, — уже задушевно откровенничал он через десять минут знакомства. — Хлеба колосятся! Сочные, налитые! Ну, как было с такой землицы уходить? А он воспретил оставаться. Ну, я и осерчал.

Мезенец мечтал о земле. А тут, на Амуре, она давала обильные урожаи. Во всей Сибири таких мест не найти. А к мечте Рыту не пускали.

Пока пяток казаков ковырялись в чуть оттаявшей земле, их тройка отправилась валить и сучковать лес. Через час работы Санька заподозрил, что второй его знакомец тоже из мечтателей. Митька Тютя, как раз, откровенничать не спешил. Сказал лишь, что сам из дончаков. Но с юных лет в Сибирь поверстался.

— Вроде и много земель да градов повидал, а всюду одно, — вздыхал он, не договаривая.

И Санька вспоминал рассказы учителей о народном бесправии, о жесткой власти феодального самодержавия, о полнейшем всесилии воевод на местах, которые обдирали целые области, набивая свои сундуки с сокровищами. Здесь, на Амуре-то еще вольготно дышится. Даже при властном Хабарове.

Можно предположить, зачем рванул за Поляковым Тютя. Забраться на самый край мира, практически к океану. Может, туда хоть не дотянутся цепкие лапы московского царя…

Проработав до самых сумерек, по-зимнему кратких, Санька возвращался в родную землянку. На плече топор, а на лице — редкая по нынешним временам улыбка. Хороший выдался день, который по всем законам подлости не мог не закончиться плохо.

Лагерь казаков, по большому счету, представлял собой одну длинную улицу. Только в центре, где склады, аманатская изба и прочие «административные сооружения», городок расширялся, а улица расплеталась на гроздь проулочков. Вот в них-то Санька и заплутал. Возле одного из домов оббитая шкурами дверь вдруг с пинка распахнулась и чуть не врезала Извести по харе. Парень испуганно вжался в стену. А на улицу нетвердой походкой вывалился Хабаров.

Небо было тучное, даже луна не светила, но Санька сразу узнал атамана. И разглядел, что тот был не один. Вторая тень заметно помельче и ходит еще более странно.

«Да это же кто-то вырывается!» — осенило толмача.

А «кто-то» в это время взял и укусил Хабарова за руку, которой тот рот зажимал. Ерофей взревел, почти заглушив тонкий крик «Пусти!» Но Санька расслышал. Расслышал и тут же узнал голос Челганки. Руки похолодели.

«Да что же это… — метались у найденыша мысли. — Вспомнил о ней, гад. Неужели он ее сейчас…»

Незримый в кромешной тени дома, Санька растерянно смотрел вслед удаляющейся парочке. Хабаров явно волок пленницу к своему «особняку» с понятными целями. Челганка вырывалась, но безуспешно. Парень нервно переминался на месте. Что делать? Спасать девку? Или ничего не надо сделать?

И тут Хабаров с хрустом врезал даурке кулаком по лицу. Удара в потемках и не видно было, зато звук слышен хорошо. Кровь ударила Извести в лицо! Судорожно сжал он в руке топор.

Хана атаману!

Глава 26

Внезапно Санька не увидел, но почувствовал, что на топорище легла еще одна рука. Чужая. В ярости он дернулся, но топор держали крепко.

— Уймись, Дурной! — прошипели ему прямо на ухо. — Живота расхотел? Так сыщи иной путь, как самоубиться!

Ивашка? «Ален Делон»? Этот козел откуда тут?

Между тем, вторая рука легла ему вдоль ключиц и властно вжала в стену. Экая силища у красавца! Санька дергался, глухо рычал, но тиски были надежные.

— Никшни, ирод! — шепнул Иван сын Иванов. — Всё равно не пущу. Умишка-то хоть хватит себя не выдать?