Темное пророчество

— Я не в настроении для шуток. Особенно после встречи с Бритомартидой.

— Какие шутки? Не волнуйся, я уверен, Джо позаботилась о противопожарном оборудовании.

Мысль о том, что я могу проснуться в огне, весь покрытый пеной из огнетушителя, мне не очень понравилась.

Лео постучал вилкой по своей тарелке.

— Эти энчилады с тофу sabrosa[12]. Надо попросить рецепт у Джозефины. Моей подруге Пайпер они понравятся.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — спросил я. — Завтра я отправляюсь в опасный поиск с твоей девушкой!

Обычно, чтобы разбить сердце смертного мужчины, было достаточно сказать, что я отправляюсь куда-то с его девушкой.

Лео сосредоточился на своем тофу.

— С вами все будет в порядке.

— Но у Калипсо нет способностей! Как она может мне помочь?

— А дело не в способностях, приятель. Увидишь, Калипсо и без них спасёт твою несчастную задницу.

Мне не нравилась эта мысль. Не хотелось бы, чтобы сохранность моей несчастной задницы зависела от бывшей колдуньи, которая потерпела неудачу в уличной драке и импровизационной комедии, особенно учитывая ее недавнее настроение.

— А что, если утром она все ещё будет злиться? — спросил я. — Что между вами происходит?

Рука Лео замерла над последней энчиладой.

— Ну, понимаешь… мы были в пути шесть месяцев, пытаясь попасть в Нью-Йорк. Постоянно в опасности. Никогда не останавливались на одном и том же месте дольше, чем на ночь. А потом еще полтора месяца путешествия в Индианаполис.

Я поразмышлял над этим и попытался представить в четыре раза больше трудностей, чем я уже испытал.

— Думаю, это может испортить новые отношения.

Лео кивнул, нахмурившись.

— Калипсо жила на своем острове тысячелетиями, чувак. Она увлекалась садоводством, шитьем, украшением своего окружения. Невозможно заниматься подобным, когда у тебя нет дома. И факт в том, что я… я увез и отнял у нее это.

— Ты спас ее, — сказал я. — Боги не особо спешили освободить ее из тюрьмы. Она могла оставаться на том острове еще тысячи лет.

Лео дожевал последний кусок и проглотил его с таким видом, словно тофу превратился в кусок глины (что, как по мне, не было бы значительной переменой).

— Иногда она рада этому, — сказал он. — В остальное время, без своих способностей, бессмертия… это словно… — он потряс головой. — Я чуть не сравнил наши отношения с механизмом. Ей бы это очень не понравилось.

— Я не против механизмов.

Он поставил тарелку на тумбочку.

— Двигатель рассчитан на определённую нагрузку, понимаешь? Если он будет работать слишком быстро и долго, то начнет перегреваться.

Это я понимал. Даже моя солнечная колесница обижалась, когда я целый день использовал ее в виде Мазерати.

— Вам нужно время, чтобы привыкнуть. У вас даже не было возможности узнать, какая пара из вас получилась, без всех этих опасностей и постоянных перемещений.

Лео улыбнулся, но в его глазах не было обычного озорного блеска.

— Ага. Вот только опасности и постоянные перемещения — большая часть моей жизни. Я… я не знаю, как это исправить. Если вообще можно исправить.

Он снял с себя комбинезон.

— Хватит на этом, лучше поспать, пока есть возможность, Солнышко. Я валюсь с ног.

— Не называй меня Солнышком, — недовольно сказал я.

Но было уже поздно. Когда Лео отключается, он делает это не хуже дизельного мотора — ложится на бок и начинает храпеть.

Мне повезло меньше. Я долго лежал в кровати, считая золотых плотоядных овец в голове, пока не заснул беспокойным сном.

Глава 11

Типы без голов

Четыре за один сон

За что? Хнык. Хнык. Хнык

ЕСТЕСТВЕННО, сны мои были ужасны.

Я стоял у подножия неприступной крепости в безлунную ночь. Передо мной на сотни футов вверх вытянулись грубо высеченные каменные стены. Вкрапления полевого шпата сверкали, как звёзды.

Сперва я не слышал ничего, кроме свистящих криков сов в лесах позади меня — звуки, всегда напоминавшие о ночах в Древней Греции. Но затем в основании крепости камень заскрёб по камню, из ниоткуда появился небольшой проход, и из него выбрался молодой человек с тяжёлым мешком за плечами.

— Давай! — прошипел он кому-то, всё ещё скрытому темнотой туннеля, и поднялся на ноги.

Содержимое мешка стучало и лязгало. Либо он шёл сдавать бутылки (что вряд ли), либо награбил немало сокровищ.

Он повернулся ко мне, и я узнал его. В тот же момент мне захотелось кричать в тон совам.

Это был Трофоний. Мой сын.

Знаете это чувство, когда у тебя есть смутное подозрение, что ты стал кому-то отцом пару тысяч лет назад, но уверенности в этом нет? И вот ты видишь этого ребёнка, выросшего во взрослого мужчину, и, глядя в его глаза, без тени сомнения понимаешь, что он твой. Да, я вполне уверен, вам знакомо это чувство.

Я не помнил, кто его мать. Может быть, жена царя Эргина? Она была красотка. Блестящие тёмные волосы Трофония напомнили мне о ней, однако его крепкое телосложение и прекрасное лицо — волевой подбородок, идеальный нос и алые губы… Да, сногсшибательную внешность он определённо унаследовал от меня.