Ронан убрал руку от моего лица и оттолкнулся от меня с резким звуком.
– Ты чертова головная боль, знаешь это?
Его слова поразили меня в грудь.
– Тогда, полагаю, придется обойтись сундуком, – пробормотала я и направилась к двери.
– Я кормлю свою
Я хотела услышать больше, но смогла лишь повернуться и обвинить:
– Ты следил за мной.
– Замолчи, – рявкнул он. – Это мой монолог.
Я закрыла рот.
– Держать тебя тут – это пощечина моим людям, но мне на это плевать. – Зрительный контакт обжигал. – Чем сильнее я оттягиваю месть, тем ближе подхожу к новой войне с твоим отцом. И на это мне тоже плевать.
У меня перехватило горло от мысли, что
Он прищурился.
– Ты стреляешь в меня, а я даже не могу оставить тебя на холоде на гребаные пятнадцать минут. Так что скажи, Мила, кому тут больше не все равно?
Слова проникли под кожу, обвились вокруг сердца, словно колючая проволока, и усилили порыв «бей или беги» в мышцах. Я боролась с желанием убежать, даже когда он сделал шаг ко мне, а в его глазах полыхнула жестокость.
– Собиралась сесть на самолет домой, не сказав мне ни слова?
Я сглотнула. Он знал, что я планировала улететь после ночи, проведенной в гостиничном номере. По какой-то причине это сдавило мне грудь чувством вины. Ронан придвинулся. Его враждебность окутала мое тело, когда его пальцы схватили мое лицо, заставив меня прерывисто вздохнуть.
– Неужели меня так легко бросить,
У меня перехватило дыхание от злой уязвимости, которую он позволил увидеть. Хуже всего, что я тоже чувствовала это: страх быть брошенной, оказаться недостаточно хорошей. Его слабость сжала мое сердце и заставила навсегда изменить мнение о нем. Я больше не видела в нем монстра, каким когда-то считала, лишь голодного, обиженного мальчика, которого худшая часть человечества превратила в бессердечного мужчину.
На сердце было так тяжело, что это заставило меня обхватить его лицо руками и провести губами по шраму. Мягкий жест контрастировал с его грубой хваткой, удерживавшей меня. Он напрягся, как будто не был уверен, что я делаю, как будто никогда в жизни к нему не прикасались так, как будто ждал, что за этим последует боль. Его реакция погубила меня.
– Ты хотел моих страданий, но я даю тебе мое прощение, – хрипло сказала я. – Когда ты меня отпустишь, я не выдам тебя, хотя должна была бы. Я не могу стать тем, кто отправит тебя обратно в тюрьму… – прерывисто произнесла я. – Я уйду, когда это все закончится, и не оглянусь… но не потому что ненавижу тебя, а потому что не испытываю к тебе ненависти. Даже малейшей…
Слова повисли на мгновение, прежде чем он сухо сказал:
– Для меня это слишком похоже на слащавый романтический фильм,
– Я плачу после секса, – ответила я. – Смирись с этим.
Он усмехнулся. Когда мой большой палец коснулся его шрама, он сильно прикусил его ровными белыми зубами.
Я зашипела от боли и вынула его, взглянув сердито.
– Я трахаюсь грубо, – ответил он. – Смирись с этим. – Выражение его глаз стало беспокойным. – Если хочешь сдать меня полиции, так тому и быть. Я бы вернулся в тюрьму ради тебя,
Внезапно я поняла что даже представить себе не могу, что вернусь в Причалы, к Картеру и одиноким звукам Атлантики. Тяжесть сдавила грудь, заставив сорваться с губ:
– Почему?
Его пальцы сжались на моих щеках, голос стал мрачным.
– Ты даже не представляешь, что обрушишь на Москву после многих лет воздержания.
Когда смысл его слов дошел до меня, горячая волна ревности испарила все прочие эмоции. Мысль о том, что он будет с другими женщинами, ударила меня под дых. Все мое тело восстало против этой идеи. Мне вдруг захотелось запечатлеть себя в нем, заставить его запомнить меня навсегда – независимо от последствий.
Я схватила его за волосы и притянула его губы к своим, скользнув языком меж его губами. Он зашипел и приподнял меня, чтобы я смогла обхватить его ногами за бедра. Я никогда не чувствовала себя такой маленькой, такой женственной, такой