Темное искушение

— Тогда позволь мне объяснить тебе, — сказал он, и тени в его глазах вспыхнули, когда они поднялись на поверхность. — Ты без меня выжила бы. Ты бы двинулась дальше, — его тон стал грубее. — Я не могу представить себе мир, в котором не было бы тебя и твоего гребаного желтого цвета. Так что если ты умрешь, то заберешь меня с собой. Твоя жертва ничего не значит, kotyonok. НИЧЕГО.

Слеза скатилась по щеке, и холод начал проникать в мою внутреннюю дрожь. Мозг превратился в лед, и я сильно задрожала.

— Мне так холодно, Ронан… — мои глаза были такими тяжелыми, что я закрыла их.

— Nyet, — прорычал Ронан, хватая меня за лицо. — Не закрывай, мать твою, глаза.

— Я так устала, — прошептала я, когда летаргия потянула меня вниз. — Не думаю, что…

— Если ты умрешь, Мила, — резко сказал он, — Я отправлю Хаоса в приют для бездомных.

Мое сердце забилось.

— Ты не станешь.

— Я бы так и сделал.

Когда машина остановилась, Ронан не стал терять ни секунды. Он поднял меня и понес в больницу. Я видела, как врачи и медсестры бросились к нам и начали задавать вопросы по-русски. Я не могла ничего понять, кроме того, что угрожал Ронан, когда холодная невесомость поглотила меня — как будто смерть тянула, тянула, подгоняла меня.

— Не делай этого с Хаосом, — слабо взмолилась я, прерывая медиков.

— Не умирай, и я не стану, — ответил он, следуя за докторами по коридору.

Он был несправедлив.

— Ронан…

Слеза скатилась вниз по моей щеке.

Он вытер ее, его тон был грубым.

— Таковы условия. Выбирай сама.

Как я могла выбрать, чтобы не умереть? Сегодня может быть мой день, и даже Дьявол не сможет остановить судьбу. Возможно, у меня никогда не было семьи или любви, о которой я всегда мечтала, но, по крайней мере, я могла сказать, что сделала все, что могла.

Ронан положил меня на каталку, и медсестра втолкнула меня в операционную. Когда хирург попытался остановить Ронана, он вытащил пистолет и направил его в голову доктора.

— Yesli ona umret, ty tozhe umresh,[133] — прорычал он.

Хирург сглотнул, отошел в сторону и коротко кивнул в сторону, где Ронан мог стоять.

Медсестра надела мне на лицо маску, чтобы я погрузилась в сон. Я попыталась убрать ее, но ей потребовалось немало усилий, чтобы удержать ее, разговаривая со мной по-русски. Газ начал затягивать сознание все ниже и ниже. Но когда я встретилась взглядом с Ронаном, то поняла, что хочу сказать. Ya lyublyu tebya.[134] Но вырвалось только одно слово, и то от страха, что я никогда не проснусь.

— Proshchay…[135]

Последнее, что я услышала перед тем, как меня накрыла анестезия, было:

— К черту твое proshchay, Мила.

* * *

Пип. Пип.

Пип.

Ровные гудки, вырвавшие меня из туманного сна, напомнили о том, что я не умерла. Или у Сатаны просто нездоровое чувство юмора.

Мое тело пребывало в спокойном, безболезненном состоянии, но я не решалась открыть глаза, так как мое воображение разыгралось. Возмущено, хирургам пришлось ампутировать конечность. Возможно, меня парализовало. Возможно, я очнулась от тридцатилетней комы.

К сожалению, то, на что я открыла глаза, было хуже того, что придумало мое воображение.

Алексей Михайлов и Дьявол сидели в одной палате.

Папа сидел на стуле у двери, одетый в темно-серый костюм и с подбитым глазом. Он смотрел на свои руки, излучая чувство раскаяния, но я ничего не чувствовала, когда смотрела на него. Это не ностальгия. Не уважение. Не симпатия.

Все его поступки испортили мое представление о нем.

Не думаю, что отец когда-либо планировал пожертвовать собой ради меня. Телефонный звонок был просто еще одной ложью и манипуляцией, чтобы заставить Ронана поверить, что он уступил. Папа решил поставить меня прямо в центр его мести, не обращая внимания на то, что со мной могло что-то случиться. Так оно и вышло.

Я больше не видела своего отца; я видела человека, который был побежден ненавистью в сердце. Теперь я знала, что именно поэтому для меня никогда не было места.

Жив он или умер, но мой траур по нему закончился.

Мой взгляд скользнул к Ронану, который сидел рядом с моей кроватью, одетый в Tom Ford и усталые глаза. Он молча наблюдал за мной. Я каким-то образом знала, что он оставался рядом со мной, пока я находилась без сознания. Этот мужчина, которого я когда-то ненавидела, стал человеком, которого я любила.

Ронан ошибался.

Я не могла вынести мысли о жизни без него.

Это пугало меня — эта любовь, которая угрожала зависимостью.

Преданность была ярким сиянием, согревавшим мою душу, хотя ощущение было таким, будто оно просто разорвало бы мою грудь, если бы расширилось еще больше.

Я не жалела, что приняла эту пулю за Ронана, но тот факт, что я почти умерла, заставил меня взглянуть на жизнь в другой перспективе. По правде говоря, я тогда еще не жила. Не испытала ничего, кроме вида закрытых золотых ворот, изнутри Русского дома и влюблённости. Если бы я не нашла себя, влюбленность была бы всем.