Тело угрозы

Минич привычно бесшумно вылез из постели. Было холодно, но сейчас он этого не чувствовал. На цыпочках прокрался на кухню. Взял топор. Нет, он не собирался, конечно, рубить по живому. Но вид человека с занесенным топором уже сам по себе впечатляет. Так же тихо подкрался к двери, вышел в сени.

У входной двери прислушался. Там было явно несколько человек, судя по приглушенным голосам. Разобрать слова не удалось. Потом на миг все стихло, и вдруг раздалось громкое:

– Пластид сухорукий! Или княгиня Пожарская, не буди, она громко так сопит! Крой двери от!

Хасмоней? Язычный извращенец? Ну кто еще, кроме него, смог бы сморозить подобное? Но зачем, почему? Не было такого уговора…

Путаясь в догадках, Минич замялся на секунду. И услышал нетерпеливое:

– Минич! Гой еси! Здесь твой собственный корреспондент, матвозан! Давай-ка отчиняй врата!

Все же он. Значит, случилось что-то непредусмотренное, что не дотерпел до условленного времени звонка…

– Доктор! Катехуна?

И эта аббревиатура принадлежала Хасмонею, так что он-то на нее откликнется нормально. Зато любой имитатор наверняка запнется.

– А вот такого! – был ответ. – Все сработало, и пора уносить ноги. Вместе с оптикой, ее уже снимают. Не тяни резину – через час тут могут оказаться Скоростные Бомбардировщики! СБ, сам понимаешь. Влезай в темпе в пифагоры. И Джина пусть одевается: время истекает. Вертолет ждет – тут рядом.

Нет, это точно Хасмоней.

Минич оттянул засов. И сразу, топоча, вошли люди. Кто-то из них показался знакомым. Откуда? Стоп, этого он помнит по дому Кудлатого. И вон того. А этот? Эге, это ведь один из тех «санитаров», что тогда пытались их похитить. А вот и сам доктор…

– Кому ты нас сдал, сволочь ты? – С таким приветствием обратился к нему Минич. – Что за люди?

– Чем пионат, тем и рад, – продолжал фиглярничать Хасмоней. – Не «безпеке», парень. Мы все сейчас – по одну сторону. Конечно, если тебе охота куда-нибудь в Лефортово… Или хочешь досмотреть спектакль до конца из ложи – глядя в объектив? Уяснил альтернативу?

Но думать сейчас Минич больше не был в состоянии.

– Пошли! – скомандовал Хасмоней. – Бросай все, кроме материалов наблюдений.

– Они у меня, – откликнулась откуда-то сзади Джина. – Никому не отдам. Куда идти?

Сзади кто-то скомандовал:

– Все оставить в полном порядке. Дверь закрыть на замок. Труба где?

– Уже притырили.

– Все. Рвем когти.

Где-то недалеко, на поляне, работал на малых оборотах мотор и скользили легкие лунные тени от медленно вращающегося винта.

13

Тугая гроздь высыпалась из одинокого DC на высоте трех тысяч футов в том же самом лунном свете – только творец приливов тут напоминал не вертикально поставленный серп, каким этой же ночью, но в других координатах увидел его бежавший к вертолету Минич, но скорее нагруженную под завязку пузатую ладью: иные тут были широты. Гроздь – две дюжины асов своего дела, – падая с затяжкой, быстро разошлась в воздухе в разные стороны. Луна мешала, конечно, выбирать, однако, не приходилось: времени было не больше, чем у подводного пловца в баллонах дыхательной смеси после двух часов пребывания на глубине. Парашюты раскрылись на предельно малой высоте, никто в прыжке не пострадал, хотя огонь охраны снизу велся весьма плотный; приземлились, мигом выбрались из подвесных систем – и принялись за работу, сразу как бы растворившись в обманчивом свете природного спутника; охране же еще с полминуты казалось, что десант залег, и очередь за очередью вспарывала каждый собранный в ком купол. Тем более что оттуда и ответный огонь велся, короткими очередями – два-три патрона – и не очень часто. Лишь через эти самые полминуты охрана сообразила, что поддалась обману: не люди стреляли, а примитивная машинка со снаряженным магазином ритмично постреливала – бесприцельно, конечно, – от каждого оставленного на растерзание парашюта. Но полминуты – это очень много времени, если уметь использовать его профессионально. Потому что в ход пошли уже кинжалы и просто приемы, которые по традиции еще назывались восточными.